1 и 2 декабря 2000 г. Институт провел международную конференцию “Посткоммунистическая Россия в контексте мирового социально-экономического развития”, посвященную 10-летию основания Института. Основной целью конференции было осмысление опыта прошедшего десятилетия реформ и выработка концепции развития страны на последующие годы в контексте мирового социально-экономического развития. Задача организаторов также состояла в том, чтобы на основе результатов этого экономического форума выработать конкретные практические предложения по экономической политике.

   Работа конференции была разделена на два пленарных заседания и работу на секциях. На двух пленарных заседаниям докладчики обсудили проблемы макроэкономики, а также политические и экономические проблемы посткоммунистических реформ. Работа секций была посвящена обсуждению следующих проблем: макроэкономика, социальные аспекты, вопросы революций и эволюций в посткоммунистическом мире, международный опыт переходного периода, аграрные проблемы и региональные вопросы. Все выступающие на секциях подчеркивали практическое значение проведенных исследований. Интерес аудитории к обсуждавшимся темам проявлялся в том, что на каждой секции развернулась активная дискуссия по большинству вопросов. Участники конференции имели возможность задавать вопросы или прокомментировать затронутую проблему. По ходу комментариев высказывались противоположные точки зрения, зачастую не совпадавшие с теми, что были озвучены докладчиками и выступавшими. Дискуссии продолжались и во время перерывов.

   В работе конференции с докладами выступили такие известные зарубежные экономисты, как Роберт Мандел – профессор экономики Колумбийского университета и лауреат Нобелевской премии по экономике за 1999 г. Арнольд Харбергер – профессор экономики Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, Лоуренс Котликоф – профессор экономики Бостонского университета, Анна Крюгер – профессор Стэндфордского университета, Роберт Конрад – профессор университета Дьюка из Северной Каролины, Грэхем Скотт профессор экономики из Новой Зеландии, Андерс Ослунд – исследователь Фонда Карнеги из Вашингтона и другие.

   Большой вклад в работу конференции внесли и российские докладчики, среди которых нужно выделить первого заместителя министра финансов РФ Алексея Улюкаева, руководителя центра экономических реформ при Правительстве РФ Владимира Мау, советника Президента РФ по экономическим вопросам Андрея Илларионова, заместителя министра экономического развития и торговли Михаила Дмитриева.

   Открывая конференцию, Директор ИЭПП Е.Т. Гайдар, отметил, что десять лет назад такого научного направления, как экономика переходного периода, не существовало, - был набор гипотез, почерпнутых из опыта проведения экономических реформ в социалистических странах, из опыта реализации стабилизационных программ в других странах, были не лишенные смысла наблюдения и некоторые размышления по этому поводу, но не было, собственно, предмета и сколько-нибудь значительного опыта.

   Сегодня, как отметил докладчик, этот опыт есть: очень не простой, но, тем не менее, богатый. Сложилось научное направление, одно из самых быстро развивающихся в современной мировой экономической теории. По многим проблемам, которые были малоизвестны десять лет назад: неплатежи, бартер, управление в условиях мягких бюджетных ограничений и многие другие, – написаны сотни статей, в том числе очень интересных и талантливых.

   По мере того, как накапливается понимание специфики переходного процесса, многие вопросы оказываются решенными. Сейчас, отметил докладчик, у нас появилась возможность использовать накопленный багаж знаний о процессах и тенденциях переходных экономик в Югославии, которая последней в Европе начинает радикальные посткоммунистические реформы. Команда экономистов, которая формируется вокруг нового югославского правительства, с большим вниманием изучает наш опыт с тем, чтобы не повторять ошибок российских реформаторов, попытаться оптимизировать переход страны к рыночной экономике.

   В этой области знаний, по мнению Гайдара, есть немало проблем. Следуя старинной мудрости, можно утверждать, что, не понимая своего прошлого, никогда нельзя постичь будущего, и в этой связи осмысление того драматического периода политической и социально-экономической истории, который пройден в эпоху российских реформ, предельно важно для формирования будущей стратегии, и в этом основная задачу и цель конференции.

   Академик РАН А.Г. Аганбегян - один из “отцов- основателей” Института- напомнил собравшимся историю его создания: возникший в 1990 году как Институт экономической политики (само название было предложено Е. Т. Гайдаром), он привлек молодых талантливых ученых. В короткий срок была сформирована исследовательская программа. Затем был образован ленинградский филиал Института во главе с Анатолием Чубайсом.

   Программы Института, интенсивная работа над которыми велась в период с 1990 по 1991 год, были востребованы новым российским руководством во главе с Президентом Б.Н. Ельциным, который пригласил Гайдара и его команду в правительство, и начался переход России к рынку.

   Докладчик напомнил о тяжелейшей, драматической ситуации в стране накануне проведения реформ, усугубленные распадом СССР, развалом плановой экономики и разрывом традиционных хозяйственных связей, на которую накладывался и огромный внешний долг, аккумулированный в последние годы коммунистического режима.

   В этих обстоятельствах, утверждает А.Г. Аганбегян, несмотря видимые с позиций сегодняшнего дня недостатки в работе первого российского правительства, нужно было обладать огромным мужеством, чтобы взять на себя всю ответственность за проведение реформ. В то время, убежден докладчик, в стране не было другой команды, которая могла бы совершить столь революционное дело. И не вина правительства Гайдара, а беда, что им не удалось довести задуманное до конца.

   По мнению А.Г. Аганбегяна, самый важный результат работы первого российского правительства, состоявшего, в значительной мере, из сотрудников Института, – это те необратимые изменения, основы которых были заложены именно в эпоху 1991- 1992 гг.

   Взявший слово Председатель Правления РАО “ЕЭС России” А.Б. Чубайс, подчеркнул, что главный результат работы Института за прошедшее десятилетие в том, что и те, кто уважает Гайдара, и его ненавистники, все равно живут “по Гайдару”. Дискуссии по важнейшим проблемам экономической политики ведутся на языке Гайдара - и не только в России, но и в соседних странах, учитывая, что работы Института востребованы и ими.

   Оценивая влияние масштаба реформ “по Гайдару” и их место в истории, оратор полемически сравнил Е.Т. Гайдара с К. Марксом, оговорившись, правда, что Гайдару приходится сейчас исправлять последствия деятельности его предшественника.

   Сегодняшние труды Института, по мнению А.Б. Чубайса, нашли достойное применение в сфере трансформации реального сектора, внедрения финансовой дисциплины, современного менеджмента, профессиональных схем бюджетирования, выстраивания системы маркетинга и сбыта.

   Докладчик также развил мысль А. Г. Аганбегяна о неприятии официальной экономической наукой работы Института Гайдара. По мнению А.Б. Чубайса, в этом и нет необходимости, поскольку наука делится не на официальную и неофициальную, а на науку и “не науку”, В этом смысле счастье России, утверждает А.Б. Чубайс, состоит в том, что у нее есть настоящая экономическая мысль и результаты, полученные на этой основе страной в целом.

   Выступивший вслед за А. Чубайсом лидер фракции СПС в Государственной Думе Б.Е. Немцов констатировал, что историческая роль Гайдара и его Института, состоит в том, что он спас страну от гражданской войны, потому что выбор был таков: либо гражданская война с продразверсткой, военным коммунизмом, либо – либерализация. Докладчик выразил сожаление по поводу того, что очень многие реформы, начатые Гайдарам и его командой, не были реализованы в связи с уходом его правительства в отставку. Поэтому, полагает Б. Е. Немцов, сегодня базовая задача состоит в том, чтобы, Институт занялся наиболее актуальными фундаментальными вопросами реформ, в частности, в сфере пенсионного обеспечения, военной реформы, реформы ЖКХ и структурные преобразования, поскольку было бы преступлением не использовать сложившуюся уникально благоприятную ситуацию для их проведения. По мнению Б.Е. Немцова, Россия в этом смысле не должна быть страной упущенных возможностей.

	РЕФЕРАТЫ ДОКЛАДОВ

   Ниже приведены рефераты докладов, прозвучавших на международной конференции ИЭПП “Посткоммунистическая Россия в контексте мирового социально-экономического развития”.

______________________________________________________________________________

   Цель доклада “Миф о развале производства после краха коммунизма” А.Аслунд показать, используя некоторые косвенные методы, как в действительности изменился объем производства на начальном этапе переходного периода в бывшем “советском блоке”, включая Советский Союз и шесть стран Центральной и Восточной Европы. Необходимость использования косвенных методов оценки возникает из-за того, что статистика социалистических стран, по словам выступающего, настолько ущербна, что способна была только дезинформировать творцов политики в период посткоммунистической трансформации, побуждая их идти на неэффективные постепенные реформы, которые реанимировали иждивенчество и затягивали стагнацию. Автор сосредоточил внимание в основном на анализе следующих показателей: на снижении производства на этапе, которое предшествовало переходу к рынку, на занижении показателей объема производства в переходный период и стимулах к этому занижению, на сокращении снижения стоимости продукции, на прекращении скрытого дотирования торговли, на показателях производства в оборонных отраслях.

   С крушением коммунизма официально зарегистрированный объем выпускаемой продукции резко упал во всем посткоммунистическом мире. Обычным было падение более чем на 10% в год. Автор ставит под сомнение эти данные и приводит аргументы, подтверждающие обоснованность его мнения. Централизованное планирование представляло собой систему, основанную на обмане. Каждый был заинтересован в завышении данных о выпуске своей продукции, поскольку от объемов “вала” зависели вознаграждения и премии министров, управленцев и рабочих. Это приводило к постоянному завышению отчетных показателей, возможно, достигавшего 5% от ВВП. Заинтересованность в подобном манипулировании цифрами исчезла сразу же с началом перехода к новой экономике. При ней и люди, и предприятия, напротив, стремятся уйти от налогов, что порождает тенденцию к занижению показателей. Более того, статистическим органам не удается поставить под контроль деятельность бесчисленных вновь создаваемых предприятий. Возникла масштабная неофициальная экономика, которая не обязательно является нелегальной, а просто не представляет отчеты о своей деятельности в органы статистики. Автор на основании косвенных данных приводит приблизительную оценку величины неофициальной экономики. В среднем доля незарегистрированной продукции в реальном ВВП по странам бывшего СССР возросла с 12% в 1989 г. до 36% в 1994 г. Если принять в расчет неофициальную экономику, то картина экономического развития региона изменится существенным образом. Во-первых, сокращение производства в период с 1989 по 1995 г. в среднем составило по всему региону 32%, а не 40%, а по восьми странам СНГ - 36%, а не 54%.

   Производство продукции в СССР по большей части представляло собой процесс непрерывного уменьшения стоимости продукта. Автор иллюстрирует свое утверждение таким примером: рыбаки вылавливали превосходную свежую рыбу. Вместо того, чтобы продавать улов на рынке, они перерабатывали его в зачастую несъедобные консервы, тем самым снижая стоимость рыбы почти до нуля. Вопреки реальному положению дел, это уменьшение стоимости учитывалось в национальной статистике как добавленная стоимость и в таком виде включалось в показатели ВВП. Уменьшение стоимости продукции прогрессировало последовательно от одного этапа производства к другому.

   Подлинная национальная статистика должна была бы исключить из своих перечней большую часть “производства” потребительских товаров и обработанных пищевых продуктов, и любое элиминирование подобного снижения - факт положительный. Спад производства повсеместно приобрел широчайшие масштабы - например, в России в период с 1991 г. и 1996 г. он достиг 84% в легкой промышленности, 44% - в пищевой промышленности и 57% - в гражданском машиностроении. Вопреки реальности, подобное сокращение масштабов снижения стоимости продукции было зарегистрировано как снижение объема ВВП, и большинство обозревателей ошибочно увидело в этом великую трагедию. К сожалению, замечает выступающий, невозможно (автор приводит причины этого) рассчитывать параметры сократившегося убывания стоимости продукции напрямую. Наиболее подходящей из систем мер, пригодных для измерения уменьшившегося убывания стоимости продукции, по мнению автора, является сокращение доли промышленного сектора в общем объеме ВВП. В большинстве стран региона такое уменьшение доли промышленного сектора или степени убывания стоимости продукции в промышленности в период до 1995 г. составляло от 9 до 20% ВВП.

   Деформации в социалистических экономиках особенно ярко проявили себя в торговле между социалистическими странами, поскольку эта торговля была в значительной степени политически детерминированной в том, что касалось как товарной структуры, так и цен. Социалистические страны в основном обменивались товарами, в которых никто не нуждался, навязывая друг другу по завышенным ценам продукцию, не соответствующую установленным нормам. Доля неликвидных товаров во внешнеторговом обмене, возможно, была еще выше, чем во внутренней экономике.

   После распада СССР субсидирование сокращалось весьма постепенно, что приносило России значительные убытки – 22,5% ВВП, или 18 млрд долларов США в 1992 г. Все эти дотации были скрытыми и потому увеличивали ВВП стран-получателей, их суммы следует вычитать из базового ВВП бывших стран-получателей, чтобы сделать возможным сопоставление посткоммунистического объема выпускаемой продукции с показателями за прошлые периоды. Поскольку эти субсидии, вероятно, учитывались в ВВП стран-доноров, для них поправки данных ВВП не нужны.

   Расходы на оборону в СССР были предметом постоянных дебатов среди западных советологов. Оценочные показатели ЦРУ в отношении расходов СССР на оборону постепенно возрастали, пока в 1986 г. не достигли 15-17% ВВП, однако эти расчеты были основаны на явно преувеличенной оценке со стороны ЦРУ советского ВВП. Даже еще в 1990 г., ЦРУ считало, что советский ВВП на душу населения составляет не менее 43% от уровня США. По другим оценкам советский ВВП на душу населения в 1990 г. составлял 32% от уровня США (а советский уровень личного потребления на душу населения - всего 24% от уровня США), а бремя оборонных расходов составляло 22% ВВП.

   Российское правительство реформаторов быстро сократило военные расходы до нормального по международным стандартам уровня около 3% ВВП, тогда как большинство других посткоммунистических стран сократили подобные расходы до 1-2% ВВП. Такое снижение расходов на оборону привело к номинальному снижению ВВП на всей территории бывшего СССР примерно на 22%. Но эти данные, по оценкам автора, могут быть преувеличением. Значительная часть бартерных сделок, задолженностей и дотаций предприятиям относится к военно-промышленному сектору. К сожалению, отмечает докладчик, он не владеем достаточной информацией для того, чтобы правильно распределить доли военных расходов между бывшими республиками СССР. Для России, Беларуси и Украины этот номинальный спад ВВП из-за сокращения военных расходов должен быть оценен в 10%.

   Далее автор останавливается на оценках падения инвестиций и реального уровня жизни в период трансформации.

   В заключение делаются следующие выводы:

   Во-первых, трагедия всеобщего крушения производства после ликвидации коммунизма - это миф, хотя регион и пережил период стагнации в первой половине 1990-х гг. Это помогает объяснить, почему в обществе не произошло беспорядков, а проводившиеся выборы не привели ни к какому антиреформаторскому “откату”.

   Во-вторых, советская экономика находилась в гораздо худшем состоянии, чем полагали западные наблюдатели в момент распада Союза.

   В-третьих, искаженные данные, приводимые в официальной статистике, послужили одной из главных причин ошибочной политики, поскольку не отражали значительных и рано обозначившихся изменений, ставших результатом шоковых реформ. В итоге оправдавшая себя польская модель не получила широкого распространения, и многие стали, напротив, призывать к проведению фискального или финансового стимулирования. Даже когда политики эпохи посткоммунизма проникаются здоровым скептицизмом в отношении статистики, они, как правило, верят всему плохому, что в ней сообщается, а это-то и уводит их в сторону. Искаженные данные официальной статистики способствовали тому, что начался крен в сторону ошибочной политики.

   Главный же урок состоит в том, что радикальные реформы, включая либерализацию и финансовую стабилизацию, были и экономически эффективны, и социально желательны. Подлинная же социальная проблема посткоммунизма состояла не в первоначальном снижении производства, а в длительной стагнации, начавшейся во многих странах. Необходимо повысить качество статистики, чтобы лучше понимать, к каким последствиям ведет тот или иной политический курс.

______________________________________________________________________________

   В докладе Марека Белка “Уроки переходного периода в Польше” предпринята попытка синтеза опыта десяти лет переходного периода от социалистического централизованного планирования к рыночной экономике в Польше и приводятся некоторые воззрения о будущем Польши и остальных стран региона, идущих по пути реформ.

   Довольно часто ссылаются на опыт Польши, особенно в последнее время, как на пример удачно проведенных реформ. Показатели высокого экономического подъема и общая последовательность экономической политики завоевали для Польши репутацию страны, занимающей лидирующую позицию в переходных процессах. Как статистические данные, так и политические факты, такие как принятие Польши в ОЭСР в 1996 году, членство в НАТО с 1999 года и начало переговоров о вступлении в Европейский Союз, подтверждают, по мнению выступающего, эти положительные оценки. И наиболее важным представляется автору то, что политические и экономические изменения последних лет получили широкую поддержку польского общества, что показывают практически все опросы общественного мнения, касающиеся отношения общества к рыночной экономике, демократии и интеграции Польши в Западные институты.

   Рассматривается отправная точка реформ, которая была весьма неблагоприятной, поскольку польская экономика страдала типичными недостатками централизованного планирования. Реформы были начаты с принятия в январе 1990 достаточно типичного пакета стабилизационных программ, которые позже были названы “шоковой терапией”. Автор останавливается на основных элементах этой программы и на реакции на нее хозяйствующих субъектов.

   Докладчик отмечает, что экономическая активность в Польше после начала рыночных реформ может быть приблизительно поделена на четыре этапа: откат в период трансформации в 1990-1992 годах, раннее оживление с середины 1992 года до конца 1994, бурное развитие между 1994 и серединой 1998 года и последовавшее затем торможение. В других стран с положительным опытом переходного периода, можно заметить те же фазы развития, что позволяет предположить автору единую канву, некий цикл, характерный для переходного периода. Рассматриваются основные причины перехода из одной фазы в другую.

   Анализирует необходимость и основные черты четырех важных реформ, начатых в Польше в конце десятилетия. Три из них в сфере социального обеспечения, до тех пор остававшейся в тени и финансировавшейся преимущественно из бюджета – пенсионная реформа, реформы здравоохранения и образования. Помимо этого проводится административная реформа, которая учредила новый уровень местного управления и которая направлена на значительную децентрализацию функций государства.

   Автор останавливается на основных причинах успеха трансформации в Польше и дает представление о том, что еще предстоит сделать – это и реформирование всего сельскохозяйственного сектора, и дальнейшая реструктуризация теряющих перспективы отраслей промышленности, и реформы рынка труда и судебной системы – вот перечень самых сложных задач, стоящих перед Польшей.

______________________________________________________________________________

   Доклад Сергея Васильева “Структура экономики и политические тенденции современной России” посвящен анализу влияния отдельных секторов экономики России на начало рыночных реформ и на возможности их дальнейшего продвижения.

   В конце 80-х годов в дискуссии о предстоящих реформах большинство экономистов сходилось на том, что особенности структуры советской (российской) экономики сильно затруднят переход к рынку. При этом основной упор делался на доминирование в экономике СССР отраслей военно-промышленного комплекса и сопряженного с ними сектора тяжелой промышленности. Отрасли топливно-энергетического комплекса, наоборот, воспринимались как фактор, благоприятствующий преобразованиям, поскольку предполагалось, что природная рента позволит смягчить социальные последствия преобразований.

   Однако, автор особо акцентирует на этом внимание, в реальности все сложилось иначе. Конверсия военно-промышленного комплекса прошла относительно безболезненно. Именно в оборонных отраслях открытые проявления социального недовольства были минимальны. Гораздо более сложной была роль нефтегазового комплекса. С одной стороны, отмечает автор, именно нефтегазовый комплекс поддерживал идею либерализации цен и внешней торговли, поскольку либерализация внутреннего рынка и внешней торговли позволяла и приватизировать значительную часть природной ренты, и реализовать ее через повышенные зарплаты, закупку импортного оборудования или полулегально вывезти на Запад.

   С другой стороны, фактическая приватизация в отрасли произошла на очень раннем этапе, и новые хозяева совершенно не собирались делиться новоприобретенным богатством с зарубежными инвесторами. А именно такая перспектива ожидала этот сектор при допуске к приватизации иностранных инвесторов и продаже крупных пакетов на инвестиционных торгах и конкурсах. В значительной степени это изначально сформировало в России довольно прохладный инвестиционный климат для иностранцев. Очень небольшая часть природной ренты в виде акцизов и экспортных пошлин попадала в бюджет и позволяла несколько сглаживать остроту бюджетного кризиса.

   Еще в большей степени негативное влияние нефтегазового и ресурсного сектора проявилось в курсовой политике, в тенденции выстраивания курса доллара по эффективности экспорта природных ресурсов, что делало неконкурентоспособным большой сектор обрабатывающей промышленности.

   Эта т.н. “голландская болезнь” проявилась и в отношении человеческого фактора – лучшие профессионалы и бизнесмены уходили в ресурсный сектор и обслуживающую его инфраструктуру. Все это (наряду с незавершенностью приватизации) способствовало длительной депрессии обрабатывающей промышленности.

   Учитывая сказанное выше, при анализе секторальной структуры российской экономики, автор, в отличие от известной концепции треугольной экономики (ресурсные отрасли, отрасли ВПК и все прочие), предлагает рассматривать двухсекторную экономику, причем первый сектор можно охарактеризовать как ядро, а второй как периферию. К отраслям ядра автор относит ресурсные отрасли, генерирующие высокие экспортные доходы – нефтяная, газовая, черная и цветная металлургия. Наряду с этим в ядро включены такие естественные монополии как энергетика и железные дороги. Близкими к ядру по своему положению являются угольная промышленность и некоторые отрасли химической промышленности, однако эти отрасли в своем развитии сильно отличаются от отраслей ядра. Выделяются характерные черты отраслей ядра:

   - высокая степень их концентрации, что связано с наследием советского времени.

   - централизация собственности в рамках финансово-промышленных групп.

   - для этих отраслей характерна высокая зависимость результатов их хозяйственной деятельности от государственного регулирования. Для нефтяной отрасли – это ставки акцизов, экспортные пошлины, правила доступа к нефтепроводам. В газовой отрасли – тарифы, акцизы и пошлины, условия приоритетного снабжения групп потребителей. То же, но без акцизов и пошлин, в энергетике. Для металлургии значимыми регуляторами являлись схемы толлинга, транспортные и энергетические тарифы. В той степени, в какой государство имеет возможности регулировать отрасли “ядра”, в той же степени отрасли ядра оказываются заинтересованными в “захвате” регулирующих органов. В наиболее крайних случаях речь идет о фактическом сращивании органов госуправления и предприятий ядра. Выступающий приводит конкретные примеры такого сращивания и его последствия.

   Анализируются последствия доминирования отраслей ядра. Поскольку небольшое число крупных предприятий ядра имеет четко выраженную географическую привязку, это способствует развитию значительной межрегиональной дифференциации уровня жизни и других социальных показателей. Такая дифференциация смягчается лишь тем, что значительная часть природной ренты вывозится за границу и не поступает во внутренние фонды потребления и накопления. Ориентированный на внутренний рынок сегмент ядра является основным генератором неплатежей. При этом роль неплатежей – многообразна. Во-первых, неплатежи (наряду с низкими внутренними тарифами) являются формой перераспределения экспортной ренты – прежде всего в регионы. Во-вторых, неплатежи являются дополнительным фактором непрозрачности для регулирующих органов. В-третьих, неплатежи являются для региональных властей сознательным или бессознательным инструментом экономической политики. Например, деление потребителей электроэнергии на группы с различным режимом платежей. Понятно, что подобная произвольная дискриминация является существенным фактором неравной конкуренции и дестимулирования инвестиций в российскую экономику.

   Рассматриваются угрозы росту отраслей периферии. Эти отрасли испытали значительно более сильное падение производства, чем отрасли ядра. Вследствие принципиального невнимания государства к этим отраслям, поведение, ориентированное на поиск ренты, в них было минимальным. Именно эти отрасли дали неожиданный прирост производства и инвестиций в послекризисный период.

   С точки зрения долгосрочной экономической перспективы только отрасли периферии могут быть локомотивом развития российской экономики, считает докладчик. При сохранении ресурсной направленности экономика России будет сильно зависеть от конъюнктуры мировых рынков, что будет вызывать не только сильные колебания темпов экономического роста, но и опустошительные финансовые кризисы.

   С точки зрения социальной ситуации сохранение доминирующего положения отраслей ядра будет означать сохранение высокой степени социальной дифференциации населения, узость среднего класса и низкие темпы развития институтов гражданского общества. В этих условиях будет всегда велика притягательность экономического популизма и опасность авторитарных тенденций.

   Автору представляется, что в настоящее время достигнут некоторый компромисс между ядром и периферией в отношении курса рубля. Оба сектора заинтересованы в поддержании низкого курса рубля, при этом для периферии сохраняется возможность развития экспорта и замещения импорта, а для отраслей ядра сохраняются возможности извлечения ренты и ее полулегального вывоза из страны. Анализируются угрозы этому компромиссу и факторы, которые могут их смягчать.

   Рассматриваются последствия для периферии заниженных тарифов в отраслях естественных монополий и неизбежного их повышения в ближайшие несколько лет.

   Специфическая структура российской экономики определила доминирование в экономической и политической жизни страны нескольких финансово-промышленных групп, опирающихся на сконцентрированные в их руках ресурсы. Автор рассматривает последствия подобной расстановки сил. Сейчас власть пытается освободиться от влияния финансово-промышленных групп, но в перспективе это может привести к становлению экономической структуры, в которой государство активно вмешивается в деятельность отраслей ядра, участвует в формировании инвестиционных приоритетов и финансовых потоков, сохраняя крайнее неэффективную структуру этого комплекса.

   Автор считает, что доминирование в российской экономике отраслей ядра определяет слабое развитие партийных структур в российской политике, а основным двигателем структурных реформ, реформы естественных монополий, дальнейшего дерегулирования экономики, реформ в социальном секторе будут политические организации периферии, ориентированные на средний класс. Приводятся аргументы в поддержку этого утверждения.

______________________________________________________________________________

   В работе “Политическая экономия и общественный выбор”, Р. Геккер, используя терминологию Гадди и Айкс (1998, 1999), характеризует российскую экономику как завязнувшую в промежуточном состоянии, называемом “виртуальной экономикой”. Характерной чертой ее является то, что большое количество предприятий в производственном секторе по-прежнему уничтожает стоимость путем производства товаров краткосрочного пользования. Причина данного феномена - советская система цен, которая игнорировала альтернативные издержки (opportunity costs) использования сырьевых материалов. Эта система имела сильный перекос в сторону обрабатывающего сектора или тяжелой промышленности и маскировала тот факт, что большинство предприятий в этом секторе на самом деле уничтожали стоимость. И только либерализация цен выявила, в какой степени добавочная стоимость на самом деле производилась в сырьевом секторе советской экономики. Однако в последней перевод стоимости из сырьевого сектора в перерабатывающий был просто счетной операцией, выполняемой плановым отделом. С другой стороны, перевод стоимости из одного сектора в другой в российской экономике уже не является простым упражнением плановиков - теперь это сложная проблема перераспределения доходов. Есть множество работ, в которых эта проблема анализируется в контексте поведения предприятий и их директоров. Исследователи прибегают к эволюционному анализу в попытке объяснить, как директора предприятий используют “родственный” капитал для того, чтобы выжить в новом враждебном мире.

   Автор предлагает для понимания того, чем вызывается перераспределение доходов в российской экономике, в явной форме смоделировать политический процесс. Сначала он рассматривает вопрос о перераспределении доходов, используя метод выбора государственной политики, а затем – простую политэкономическую модель.

   Метод выбора государственной политики при анализе проблемы перераспределения доходов. Трансферты в пользу определенных групп интересов или отраслей трудно обосновать исключительно нормами закона. Существуют, по крайней мере, две причины, по которым политики могут избрать вариант представления трансфертов особым группам интересов: во-первых, внося свой вклад в избирательную кампанию этих политиков, или оказывая им прямую политическую поддержку, эти группы могут значительно повысить шансы политиков на переизбрание; во- вторых, вполне возможно, что эти группы могут и обогатить политиков, предоставляя им “теплые” местечки в будущем или давая им взятки.

   Перераспределение в пользу специальных групп интересов может принимать самые различные формы: ценовой контроль и субсидируемые цены, требование лицензирования деятельности и прочие регуляторные меры, квоты на импортные поставки и т.д. Как можно было бы объяснить выбор конкретного метода перераспределения в пользу групп интересов? Существует множество подходов. Выступающий кратко анализирует наиболее известные из них. В игровой модели, прелагаемой автором, подразумеваются два периода, в ходе первого периода обладающий преимуществами политик должен принять решение о принятии или отказе от определенной общественной политики или проекта, которые могут быть или не быть в интересах граждан, но всегда обеспечивают доход некой группе интересов. Такой политик также имеет возможность осуществлять прямые трансферты из общественных средств в пользу указанной группы, чтобы не было необходимости использовать политические рычаги в качестве инструмента для совершения трансферта. В конце первого периода проводятся выборы. Политик сталкивается с соперником, отобранным методом случайной выборки. Политическая власть принадлежит гражданину, ибо только граждане определяют исход выборов. Во втором периоде победитель выборов просто избирает денежный трансферт в пользу группы особых интересов. Такая двухпериодная модель определяет игру, идущую между политиком, соперником и гражданином (избирателем).

   Политэкономический подход к перераспределению. В принципе, отмечает автор, возможно значительно упростить моделирование перераспределения путем ограничения концепции политической конкуренции. Результаты моделирования, представляемые докладчиком, могут быть до определенной степени интересны, с точки зрения возможности их реализации в переходной экономике. Рассматривается модель, включающую фирму, политика и представителя граждан, которые находятся во взаимодействии бесконечное число периодов.

______________________________________________________________________________

   В начале своего доклада “Значение канадского опыта межбюджетных отношений для России” Ф.Горбет отмечает, что не существует идеального способа выравнивания бюджетных обязанностей между различными уровнями правительства. Существует множество моделей, из которых необходимо выбрать лучшую для данного этапа развития федерации. Фискальный федерализм – это динамичная концепция, и даже давно устоявшиеся национальные структуры будут и должны эволюционировать в ответ на изменения в картине экономических, социальных и политических сил. В значительной степени, это происходит потому, что фискальный федерализм не есть результат – это некий инструмент для обслуживания интересов и устремлений граждан страны.

   Суть федерализма в сложно выстроенных, множественных обществах – обеспечение существования структур, которые позволяют гражданам страны получать должный уровень услуг, что, в свою очередь, подразумевает нахождение баланса между эффективностью социально–экономического партнерства и защитой местной и культурной автономии. Цель федерализма – найти баланс между этими силами.

   Несмотря на то, что каждая модель федерализма имеет свою собственную систему межбюджетных отношений, имеются некоторые важные принципы, которые могут помочь оценить в условиях любой федеральной системы, успешность применения федеральных процедур.

   В докладе автор выделяет три ключевых принципа: экономический, социальный и политический, - которые очень важны для становления прочной системы фискального федерализма.

   Экономические принципы. Общепринято полагать, что процедуры и правила фискального федерализма направлены на поддержку и повышение экономической эффективности. Существуют два принципа, способствующие достижению экономически эффективных результатов: во-первых, защита целостности экономического союза и, во-вторых, обеспечение того, чтобы фискальные процедуры сохраняли и способствовали появлению стимулов к экономическому росту.

   Социальные принципы. Ключевой социальный принцип, лежащий в основе бюджетного федерализма, - это фискальная справедливость. Фискальная справедливость требует, чтобы индивидуумы, находящиеся в сходных экономических условиях, и где бы они ни проживали в своей стране, получали схожие чистые выгоды от фискальной системы.

   Политические принципы. С точки зрения автора, политический принцип фискального федерализма - проблема подотчетности и прозрачности - самая главная задача, с которой столкнется российская реформа в сфере фискального федерализма в среднесрочной перспективе. Автор считает, что ключ к решению этой проблемы связан, в первую очередь, с проблемой доходов. Регионам нужно определить степень их участия в защите целостности общенациональной налоговой базы путем стимулирования, а не создания помех усилиям в масштабе страны, направленным на сбор налогов, начисляемых в соответствии с законом. В настоящее время федеральные власти определяют структуру и ставки налогов, а собираемые доходы делятся между центром и регионом. В принципе, регион не имеет ни “прав владения”, ни подотчетен по собираемым им доходам. При этом влияние региона на эффективность работы системы по сбору налогов может привести к ситуации, когда налогоплательщики в регионе могут достаточно результативно принимать решения по своим обязательствам, избегая налогов, но одновременно предоставляя альтернативную выгоду региональному правительству, которая будет обходится дороже, чем региональное правительство получило бы при уплате налогов этими налогоплательщиками. Такая ситуация с большой долей вероятности может быть усилена за счет потенциала регионов к конкуренции в сфере экономической активности через предложение “теневой” бюджетной политикой.

   Для иллюстрации всех названных выше принципов выступающий приводит примеры, почерпнутые им из практики как Канады, так и России.

   Более подробно автор останавливается на проблемах, которые встанут перед Россией в ходе разработки последующих шагов в процессе эволюции ее системы фискального федерализма.

______________________________________________________________________________

   Цель доклада М. Дмитриев “Социальная политика и политический цикл: уроки для реформаторов” видит не столько в том, чтобы ответить на вопросы, которые возникают в России в контексте нового этапа социальной политики, сколько поставить их. Главный вопрос состоят в том, какие из тех мер в области социальной политики, которые выступающий считает действительно важными с точки зрения практических результатов, можно реализовать в свете того политического процесса, который существует в настоящее время в России, и с точки зрения того политического цикла, тех колебаний, которые пережила социальная политика за последние несколько лет.

   Реформы, по крайней мере те, которые сейчас стоят на повестке дня и сформулированы в рамках программы, одобренной правительством, это реформы, так называемого, второго поколения. Эти реформы связаны в основном с институциональными преобразованиями, которые, как правило, выдвигаются странами с переходной экономикой на второй стадии преобразований, после того, как задачи преодоления высокой инфляции и достижения макроэкономической стабилизации оказываются более или менее решенными. В России эти задачи оказались более или менее решенными дважды, поэтому и попытки социальных реформ тоже происходили дважды.

   Первый раз в 1996-1997 гг., когда обозначились признаки макроэкономической стабилизации, правительство впервые попыталось сформулировать комплексно программу реформ в социальной сфере. Второй раз – уже после кризиса 1998 года, после того, как страна начала довольно успешно преодолевать период достаточно тяжелой макроэкономической нестабильности, что снова открыло возможность для выдвижения на повестку дня целого комплекса социальных преобразований.

   С точки зрения политического цикла это также выглядит вполне понятно: каждый раз пакет социальных реформ выдвигался после очередной волны выборов в начале политического цикла. Выборы 1995 г. в Думу, 1996 г. – Президента, формирование нового Правительства – предлагается программа реформы социальной сферы. В настоящее время, отмечает автор, мы практически имеем повторение этого политического цикла. У Правительства есть четкая программа социальных реформ, а дальше возникают те самые вопросы, на которые автор, как он и говорил в начале выступления, не знает ответа. Существование этих проблем стало ясно из эмпирического исследования, проводившегося с участием автора в первом полугодии 2000 года. Они состоят в том, что отношение к социальным реформам в Государственной Думе не так однозначно, как в Правительстве, неоднозначен и баланс сил. Кроме того, стоит проблема готовности Совета Федерации воспринимать те или иные предложения, которые будет вносить Правительство. И, наконец, есть власть на местах, которая в области социальной политики имеет достаточно широкие полномочия, и новая программа реформ, объективно вторгается в их компетенцию.

   На основе анализа данных целого ряда эмпирических исследований, в задачу которых входило выяснение следующих вопросов: как изменялись в течение политического цикла на выборах 1999 г. по сравнению с 1995 г. социальная и экономическая программы тех партий, которые прошли в Государственную Думу, преодолев 5-типроцентный барьер по федеральному округу; как на долю голосов, отданных за различные партии, прошедшие в Государственную Думу, влияют различные социальные, экономические показатели в разрезе субъектов Федерации (по данным результатов голосования по думским округам за 1993, 1995, 1999 гг.); влияние проведения или отсутствия выборов в конкретных регионах на величину расходов на содержание бюджетной сети, – делаются выводы, которые сам выступающий считает скорее вопросами и поводом к размышлению.

   1. Многие из реформ, особенно чрезвычайно сложные и затяжные реформы в образовании и здравоохранении, могут столкнуться с неприятием со стороны региональных элит и со стороны значительной части Совета Федерации.

   2. Едва ли в нынешних политических реалиях можно добиться консолидации политических сил на федеральном уровне по такому важному компоненту социальных реформ, как внедрение адресных методов защиты бедных и ликвидация безадресных социальных трансфертов. По этому вопросу и общество, и Федеральное Собрание расколоты довольно серьезно, и то политическое сопротивление, с которым сталкивается Правительство, действительно отражает реальный расклад интересов, за которыми стоят серьезные политические силы.

   3. В области пенсионной реформы ситуация не столь однозначна, и здесь есть элементы консенсуса, но только на первой стадии внедрения накопительных элементов финансирования.

   4. Относительно реформы образования и здравоохранения, на взгляд автора, консенсус будет достигнут лишь отчасти. Очевиден консенсус с точки зрения увеличения финансирования этих расходов. Необходимые структурные изменения, которыми эти меры должны сопровождаться, будут поддержаны городским населением, прежде всего, теми потребителями, которые способны делать осознанный выбор. С точки зрения региональных элит, которые во многом теряют традиционные формы контроля над финансовыми потоками, которыми они не редко злоупотребляют, это будет очень серьезное ущемление их интересов, что не может не отразиться на прохождении соответствующих законов через российский парламент. Это одна из причин, по которой процесс институциональных преобразований в образовании и здравоохранении не может пройти гладко, не может быть осуществлен за один год.

   5. Все предлагаемые меры в сфере социальных реформ планируются на перспективу в диапазоне 3-5 и даже более лет. Речь идет о постепенном процессе в силу того, что, с точки зрения складывающейся структуры интересов, полного согласия в этих реформах едва ли можно достигнуть.

______________________________________________________________________________

   В центре внимания исследования С. Дробышевского “Эконометрическая модель российского банковского кризиса”, по материалам которого был сделан доклад, – выявление факторов, определявших возникновение проблем у отдельных российских банков в 1997–1998 годах, на основе эконометрических методов анализа панельных данных. Основная гипотеза, выдвинутая автором, заключается в том, что детерминанты банковского кризиса существовали на трех уровнях: микро (балансовые показатели отдельного банка), мезо (характеристики сводного баланса банковской системы) и макро (изменение макроэкономических переменных), характер развития кризисных процессов определялся совместным влиянием и динамикой всех уровней.

   Для достижения поставленной цели решались следующие задачи:

   – выбор набора признаков, соответствующих понятию “проблемного банка”;

   – анализ и выявление факторов, определяющих вероятность возникновения проблем у отдельных банков на всей выборке;

   – анализ и выявление факторов, определяющих вероятность возникновения проблем у отдельных банков на подвыборках (по периодам, по группам банков).

   Исследование проводилось на основе данных по балансам отдельных коммерческих банков, которые собраны из рейтингов российских банков, подготовленных ИЦ “Рейтинг”, публикуемых в открытой печати, а также из балансов коммерческих банков, размещенных на Интернет-сайте Центрального банка РФ. Всего для исследования взято 26 информационно открытых коммерческих банков. Совокупные активы рассматриваемых коммерческих банков составляли около 40,6% активов всей банковской системы РФ (на 1 августа 1998 года, без учета Сбербанка РФ).

   Одной из ключевых задач при эконометрическом анализе банковских кризисов является определение набора признаков, характеризующих понятие “проблемного банка”. Автор выбрал следующие четыре показателя в качестве индикаторов возникновения у банка проблем:

   1) банки в третьем – четвертом квартале 1998 года, испытавшие серьезные проблемы с ликвидностью, и у которых в последствие была отозвана лицензия, либо они попали под управление со стороны АРКО;

   2) отрицательный балансовый капитал в текущем квартале;

   3) предоставление в текущем квартале коммерческому банку кредитов Банка России;

   4) доля просроченных платежей в текущем квартале превышает 5% от общего объема МБК, платежей клиентам или кредитов ЦБ РФ.

   Выбор данных показателей, на взгляд автора, в достаточной мере отражает вероятность возникновения проблем у банка. Приводятся аргументы в пользу этого утверждения.

   Для выявления количественной оценки влияния факторов на вероятность возникновения проблем у банка использовались методы оценки регрессионных моделей с бинарной эндогенной переменной.

   Проведенный автором анализ позволил сделать следующие выводы относительно основных причин хрупкости российской банковской системы в 1997–1998 годах и факторов, определивших начало банковского кризиса осенью 1998 года:

   1) низкое качество банковского менеджмента, проявившееся, в первую очередь, в несоответствии срочности активов и депозитов;

   2) кредитная экспансия, сопряженная с высоким риском невозврата кредитов, инициируемая, в том числе, органами федеральной и региональной власти;

   3) наращивание иностранных обязательств в условиях повышения странового риска России;

   4) политика повышения ставок по депозитам населения в условиях снижения ликвидности банковской системы и доверия населения к российским коммерческим банкам.

   Разделение выборки на группы “живых” и “проблемных” банков в зависимости от их состояния после кризиса 1998 года позволило выявить, что вероятность возникновения проблем у “живых” банков была связана, в первую очередь, с краткосрочными проблемами ликвидности и прибыльности, тогда как ситуация в “проблемных” банках была плохой не зависимо от августа 1998 года, но возможности скрывать проблемы в условиях девальвации рубля и “набега на банки” стали меньше.

______________________________________________________________________________

   Доклад П. Кадочникова “Приложение моделей валютного кризиса первого поколения (на примере России 1996-98 гг.)” посвящен описанию одной из сторон российского финансового кризиса 1998 года, а именно валютному кризису. Помимо дефолта по внутреннему долгу, одним из самых важных событий осени 1998 года стала почти 4-х кратная девальвация рубля. Конечно, отмечает автор, нельзя говорить, что тот кризис был исключительно валютным кризисом, но рассмотрение происходивших событий с точки зрения валютного рынка помогает более точно понять механизмы созревания и разворачивания финансового кризиса в целом.

   Попытки анализа предкризисной ситуации с использованием макроэкономических индикаторов и сопоставление ситуации в России с валютными кризисами в других странах показывают, что в качестве кризисных показателей в нашей стране работали фундаментальные индикаторы, связанные с реальным и внешнеэкономическим сектором экономики, а также показатели финансовых рынков.

   Автор обосновывает причину выбора для описания валютного кризиса в России модели первого поколения, основным отличием которой от стандартных является введение отдельно моделируемой премии за риск вложения в национальные ценные бумаги, что позволяет при рассмотрении вероятности кризиса и теневого обменного курса учесть взаимосвязь валютного рынка и рынка внутреннего долга (ГКО). Целью исследования при этом была проверка, возможности с помощью такой модели описать момент девальвации национальной валюты, а также проверить предсказательную способность подобной модели для российской экономики.

   Основными уравнениями модели первого поколения являются уравнения спроса на деньги, уравнения паритета покупательной способности и паритета процентных ставок, уравнение предложения денег и условие равновесия на денежном рынке.

   При дальнейшей оценке модели автором использовался подход, предложенный Х. Бланко и П. Гарбером, который состоит в том, чтобы после эконометрической оценки неизвестных коэффициентов в уравнениях и подстановки в уравнение спроса на деньги других уравнений модели, сконструировать некоторую переменную, которая с одной стороны зависит от фундаментальных переменных модели, а с другой – представляет собой дисбаланс спроса на денежную базу, обусловленный ситуацией на валютном рынке.

   С помощью модели были вычислены значения теневого обменного курса, то есть значение плавающего обменного курса, при котором система находится в равновесии; вероятности валютного кризиса, то есть события, при котором теневой равновесный обменный курс превысит верхнюю границу валютного коридора; минимально допустимый размер резервов, то есть размер резервов, до которого Центральный Банк будет поддерживать режим фиксированного обменного курса.

   Анализ полученных значений позволил автору на рассматриваемом периоде выделить интервалы времени, которые характеризуются специфической динамикой рассматриваемых параметров, а также оценить политику Центрального Банка РФ по отношению к ситуации на валютном рынке. Рассматриваются возможные варианты поведения ЦБ РФ, которые способствовали бы ослаблению последствий девальвации 1998 года.

______________________________________________________________________________

   Роберт Ф. Конрад – автор доклада “Нужен ли России стабилизационный фонд? Как микроэкономика может влиять на макроэкономическую политику” – прежде всего останавливается на понятии стабилизационного фонда, который он понимает как макроэкономический инструмент, который может использоваться правительством страны, экономика которой характеризуется относительно богатыми запасами минерального сырья, при необходимости компенсировать колебания мировых цен на минеральное сырье. Когда указанные цены высоки, доходы правительства от продажи минеральных ресурсов стекаются в стабилизационный фонд, и они расходуются, когда мировые цены на минеральные ресурсы снижаются. Бюджет правительства, или текущие расходы - инструмент, определяющий направление указанных средств.

   Открытие месторождения минеральных ресурсов или рост цен на них увеличивает стоимость капитала данной экономики (измеряемого как реальная стоимость воспроизводимого капитала, человеческого капитала, капитала в форме минеральных ресурсов) на текущую величину потока доходов, появляющихся в связи с выявлением запасов данного месторождения, скорректированную на риск. Валовые доходы от минерального сырья подлежат разделу между производителем, который извлекает эти доходы, и владельцем месторождения, которым чаще всего является правительство. Владельцы минерального сырья знают, что стоимость месторождений уменьшается по мере их истощения. Следовательно, поясняет автор, важно знать или иметь оценку того, какой объем сбережений собственника этих ресурсов (или других ресурсов) необходим для поддержания накопленного богатства и, соответственно, для поддержания более высокого уровня потребления в устойчивом состоянии. Докладчик показывает возможные подходы к решению этого вопроса.

   Исследуются изменения, которые происходят со структурой внутреннего продукта, после открытия месторождения или роста цен на минеральное сырье, поскольку это может изменить сравнительные преимущества данной экономики. Соответственно, при прочих равных условиях, произойдет приток воспроизводимого капитала и труда в данный сектор экономики из других секторов, - чтобы воспользоваться изменением сравнительного преимущества. Такие переходы приводят к затратам в экономике в связи с наличием трансакционных издержек, приобретениями и потерями, специфическими для каждого сектора экономики.

   Отмечается наличие двух видов экономических последствий на микроуровне: во-первых, эффекта дохода, возникающего в результате изменения в уровне “минерального богатства”; во-вторых, эффекта замещения, порожденного изменением сравнительного преимущества. Анализируются указанные факторы в контексте микроэкономического обоснования “голландской болезни”. Дается описание последней на примере Голландии после открытия в Северном море запасов нефти.

   Анализируется влияние открытия месторождений минеральных ресурсов или роста “минерального богатства” как результата роста цен на минеральное сырье на изменение баланса портфеля активов данной экономики. То, как собственник ресурсов диверсифицирует свой капитал, будет зависеть от его “рисковых предпочтений”, а также имеющихся вариантов возможных решений. Здесь автор отмечает, что нет такого правила, что доходы от продаж сырья должны обязательно инвестироваться в отечественную экономику. Инвестиции в последнюю следует производить только в том случае, если поступления, скорректированные на риски, хотя бы отчасти равны доходам от инвестиций в мировой рынок капитала.

   Права на минеральные ресурсы в большинстве стран принадлежат государству. Таким образом, государственный бюджет выигрывает как от роста цен на сырье, так и от открытия новых месторождений. Выступающий предостерегает об опасности, что рост доходов в текущем году может быть ошибочно признан возросшими чистыми доходами бюджета и, таким образом, последние могут быть потрачены на текущие расходы.

   Решение о том, создавать ли стабилизационный фонд, зачастую основывается на необходимости для правительства сохранить резервы капитала и контролировать таким образом государственные расходы. Конкретные цели реализации подобной политики могут определять форму существования стабилизационного фонда. Более того, решения о том, как спроектировать и запустить его в действие, влияют на способ использования его средств (инвестиционные правила) и на способ использования доходов (правила распределения). Анализируются факторы, которые могут повлиять на размер средств, направляемых в фонд в зависимости от целей его создания. Рассматриваются следующие цели: сохранение средств и контроль за бюджетными расходами. Приводятся примеры расчетов величины стабилизационных фондов.

   Вслед за общим анализом, автор затрагиваем некоторые конкретные вопросы создания стабилизационного фонда в России. Решению о создании стабилизационного фонда должен предшествовать ответ на вопрос: для решения какой задачи нужен российский стабилизационный фонд, поскольку стабилизация – лишь один из механизмов, используемых для сохранения части доходов от экспорта нефтепродуктов. Отмечается, что один фонд вряд ли сможет решить и микро-, и макроэкономические задачи, используя единые наборы правил и процедур. Может, однако, существовать взаимодополняемость отдельных целей. Так, некоторые страны и отдельные регионы используют стабилизационные фонды также в целях:

   - замещения капитала в форме природных ресурсов – для того, чтобы избежать снижения объемов чистого капитала, представляющего собой сумму величин физического капитала, природных ресурсов и человеческого капитала (в Канаде - провинция Альберта, а в США - Аляска);

   - диверсификации совокупности активов экономики посредством инвестирования во внутренние и зарубежные основные фонды (большинство стран используют стабилизационные фонды именно в этих целях);

   - стерилизации части выручки в иностранной валюте - для смягчения последствий голландской болезни (Норвегия, Чили);

   - укрепления бюджетной дисциплины, чтобы ослабить стремление правительства или законодательной власти использовать доходы, образующиеся в периоды высоких цен на сырье, на покрытие части текущих расходов (Чили).

   В принципе, создание единого стабилизационного фонда, который бы удовлетворял решению всех проблем, невозможно – для достижения всех этих целей может понадобиться большее количество инструментов. Так, например, если задача использования фонда формулируется как замещение капитала в форме природных ресурсов, могут потребоваться ежегодные отчисления от всех поступлений от продаж минерального сырья в постоянный фонд. С другой стороны, для решения задач стерилизации доходов в иностранной валюте, получаемых в период высоких цен на сырье, и использования этих средств в текущих расчетах государства при снижении цен на сырье может возникнуть нужда в стабилизационном фонде традиционного образца.

   Проводится исследование возможных источников средств стабилизационного фонда в России. В настоящее время нефтяные доходы, поступающие в консолидированный бюджет российского государства, формируются за счет экспортных налогов, роялти, различных сборов, налогов на прибыль предприятий, акцизов и платежей по разделу продукции. Метод накопления этих средств сказывается как на их объеме, так и на реакции частного сектора. Поэтому, отмечает выступающий, важно проанализировать поступление средств в стабилизационный фонд в контексте общей правительственной политики налогов/платежей, в том числе:

   - в краткосрочной перспективе - реализация системы экспортных налогов с двумя или большим количеством ставок, основанных на цене, но на более долгосрочную перспективу- движение к рациональной системе платы за минеральные ресурсы, без необходимости уплаты экспортных налогов;

   - реализация соглашений о разделе продукции;

   - рационализация системы роялти/ акцизного налогообложения;

   - усовершенствование и реализация налога на сверхприбыль;

   - реформа налога на прибыль предприятий.

   Автор отмечает, что российскому правительству нужно разработать некую систему проверки и самоограничений, чтобы добиться надежности стабилизационного фонда, какую бы форму он ни принял. Перечисляются причины необходимости в прозрачности и в устойчивости фонда в контексте российской политики в сфере государственных расходов. Анализируются процедуры использования доходов стабилизационного фонда.

   Дается краткий обзор международного опыта в деле создания стабилизационных фондов, формируемых на основе поступлений от продаж минерального сырья. Приведены данные по: the Alaska Permanent Fund (APF) (США), the Alberta Heritage Savings Trust Fund (AHSTF) (Канада), the Chilean Copper Stabilization Fund (CCSF) (Чили), the Norway Government Petroleum Fund (NGPF) (Норвегия). Два из четырех фондов действуют на уровне регионального (провинция, штат) правительства, а два других - на уровне национального правительства. Сравниваются эти фонды по способу их создания, источникам доходов, правилам распределения средств и процедурам инвестиционной деятельности.

______________________________________________________________________________

   Минувшее десятилетие экономических реформ - или того, что получило название “экономические реформы” - очень дорого обошлось и российской экономике, и российскому народу. И больше всего страданий выпало на долю пожилых россиян, чьи пенсии постоянно выплачивались с запозданием и реальный размер которых постоянно уменьшался. В результате первых восьми лет экономических реформ размер средней пенсии упал до уровня прожиточного минимума. Последние два года сократили его еще на треть. В этом печальном положении вещей виноваты и неудачные советы, и неудачная политика, и неудачное ее исполнение, и просто неудачи – так начал свой доклад “Пути реформирования системы пенсионного обеспечения в России” Лоренс Дж. Котликофф. К несчастью, считает выступающий, ситуация может ухудшаться и дальше, если Россия упустит еще остающуюся у нее возможность правильно реформировать свои финансовые институты, включая и систему пенсионного обеспечения.

   Пенсионная реформа, чтобы быть успешной, не может проводиться в изоляции. Она должна сопровождаться общим политическим курсом, направленным на экономический рост и восстановление международного доверия к российской экономике и к тем, кто определяет ее политику. Полное открытие экономики для международной торговли и инвестиций, введение надежной валюты, рационализация структуры налогов, упразднение бюрократических процедур, мешающих созданию новых компаний, демонстрация того, что движение капитала в России - двустороннее, а также предоставление работающим дешевого, легкого и надежного доступа на мировой рынок капитала в обмен на их отказ от требований, предъявляемых к нынешней обанкротившейся системе государственного пенсионного обеспечения – это, по мнению автора, необходимые условия для успешного реформирования пенсионной системы.

   Наоборот, препятствование, создаваемые для иностранцев, на право владения внутренними активами, сохранение торговых барьеров, попытки построить собственные банковскую, страховую, инвестиционную и регулирующую системы, инвестирование средств исключительно внутри страны в государственные облигации и в ограниченное число российских компаний, дальнейшее печатание денег по мере возникновения потребности в них, система выплаты пенсий из текущих доходов по мере роста экономики - все это, отмечает автор, верный путь к увековечиванию бед российской экономики.

   Российская система пенсионного обеспечения противоречит здравому смыслу. Она не только обеспечивает крайне низкие пенсии, но и выплачивает их за счет взимания чудовищно высокого налога на фонд оплаты труда, который обходится работающим более чем в четверть того, что они зарабатывают. Пенсии устанавливаются независимо от размеров пенсионных взносов, поэтому ни у кого нет стимулов выплачивать то, что ему или ей вменялось. Поскольку собираемость налогов низкая, то ставка их поневоле должна быть очень высокой для того, чтобы обеспечивать необходимые налоговые поступления.

   Сколь бы плоха ни была нынешняя ситуация, в перспективе все выглядит намного хуже. К 2050 г. Россия станет одной из самых “старых” стран в мире, когда на каждого пенсионера будет приходиться лишь один работающий. Сегодня на одного пенсионера приходятся трое работающих. Примерные подсчеты автора показывают, что при сохранении существующей системы и росте уровня пенсий соответственно росту реальной оплаты труда, размер пенсионного взноса, начисляемого на фонд оплаты труда, придется утроить. Конечно, вменение 87-процентного налога на фонд оплаты труда будет равнозначно экономическому самоубийству. Но не решит проблему и урезание размера реальных пенсий на две трети, если только не появятся выплачиваемые из частного источника значительные пенсии по старости, способные заменить пенсии государственные.

   Далее выступающий предлагает свой план реформирования пенсионной системы России, который включают такие принципы, как защита неработающих или мало зарабатывающих супругов, помощь бедным, защиту нетрудоспособных, снижение стоимости инвестирования, ограничение риска при выборе сроков выплаты аннуитета по накопленным активам, обеспечение пособий в связи с потерей кормильца, умершего в молодом возрасте и, самое важное, достижение в долгосрочной перспективе нулевой ставки налога на фонд оплаты труда.

   Докладчик убежден, что ключевой момент, чтобы реформа пенсионного обеспечения заработала, состоит в том, чтобы увеличивать иностранные инвестиции в России. Для этого необходимо позволить своим работникам инвестировать средства за рубежом, тем самым российское правительство как бы скажет четко и ясно, что инвестиции в России - процесс двусторонний. Если Россия примет предлагаемую автором реформу системы пенсионного обеспечения, а также другие компоненты рекомендуемой политики, проблема будет состоять, считает автор, в слишком большом притоке капитала, а не слишком малом.

   Российская система личного обеспечения (СЛО) – схема реформирования государственной системы пенсионного обеспечения в России. (В докладе достаточно подробно аргументируются и подкрепляются конкретными предложениями все пункты схемы реформирования государственной системы пенсионного обеспечения в России):

   - 29-процентная ставка налога на фонд оплаты труда, используемого для финансирования государственной системы пенсионного обеспечения в России, немедленно снижается до 22%.

   - Работники вносят 7% своего заработка (до установленного “потолка”) на счета СЛО.

   - Взносы в СЛО состоящих в браке работников делятся в соотношении 50:50, так что каждый из супругов имеет равный размер счета СЛО.

   - Правительство вносит на прогрессивной основе суммы, эквивалентные взносам в СЛО, с целью помощи бедным.

   - Итоговые суммы СЛО инвестируются хорошо известной международной инвестиционной компанией, выбранной по результатам тендера, во всемирный индексируемый фонд, включающий в себя все акции и долговые обязательства, представленные на сформировавшихся международных рынках ценных бумаг пропорционально их доле в стоимости мирового рынка ценных бумаг.

   - СЛО создает индивидуальные счета СЛО для каждого работающего и высылает каждому работающему квартальные выписки со счетов. Счета СЛО являются частной собственностью. Взносы на счета СЛО не подлежат обложению подоходным налогом, однако суммы, снимаемые со счетов СЛО, налогом облагаются.

   - Начиная с достижения 57-летнего возраста и далее в течение 10 лет по итоговым балансам счетов СЛО постепенно начисляется аннуитет, с учетом групповой специфичности. В возрасте 62 лет работающие начинают получать аннуитеты с балансовых сумм счетов, начисленные до достижения ими возраста 62 лет. В возрасте с 62 до 67 лет работающие получают ежегодно дополнительные суммы аннуитета, начисляемые по остаткам на счетах в течение текущего года.

   - В случае, если работник умирает в возрасте до 67 лет, остаточные суммы на счете, по которым не был выплачен аннуитет, переходят по завещанию в собственность супругов, детей или иных назначенных бенифициантов.

   - Правительство перечисляет на счета СЛО соответствующие суммы от имени нетрудоспособных лиц.

   - Правительство перечисляет 7% от всех видов выплат по безработице на счета безработных.

   - Лица, уже вышедшие на пенсию, получают в полном размере причитающиеся им государственные пенсии. Эти пенсии индексируются с учетом инфляции.

   - Лица, в настоящее время уже работающие, с момента выхода на пенсию получают реальную ежемесячную пенсию из средств ныне существующей системы государственного пенсионного обеспечения, которая представляет собой уменьшающуюся долю от их заработка до выхода на пенсию. Постепенно для следующих возрастных групп эта доля уменьшается до нуля.

   - Выплаты государственных пенсий в течение переходного периода финансируются из: а) поступлений от сохраняющегося 22%-ного налога на фонд оплаты труда, б) финансовой помощи от Всемирного Банка и других международных кредиторов, и в) правительственных внутренних и внешних займов.

   - Производится расчет страховых сумм, показывающий, что сохраняющегося 22%-ного налога на фонд оплаты труда достаточно для покрытия сохраняющихся обязательств старой системы выплаты пенсий. Эти расчеты, кроме того, будут показывать, когда надлежит отменить 22%-ную ставку налога на фонд оплаты труда.

______________________________________________________________________________

   В докладе Алексея Лаврова “Основные направления реформы межбюджетных отношений на среднесрочную перспективу” отмечается, что успешно реализована действующая концепция межбюджетных отношений и созданы достаточно благоприятные условия для продолжения реформы. Поэтому есть основания считать, что к середине следующего года будет разработана и официально одобрена правительством концепция реформы межбюджетных отношений и региональных финансов на 2002-2004 гг.

   Излагаются основные принципы и подходы, которые должны быть отражены в новой концепции. Позиция автора состоит в том, что предлагаемые принципы реформы межбюджетных отношений и региональных финансов должны быть настолько радикальны, насколько это возможно, поскольку желающих смягчать их на разных этапах обсуждения будет очень много.

   Выступающий считает, что на нынешнем этапе реформирование необходимо существенное продвижение по двум направлениям – разграничение расходных полномочий и разграничение налоговых полномочий.

   Принципиальный вопрос состоит в том, что выбирается: централизация или децентрализация бюджетной системы? Обосновывается утверждение, что в настоящее время существует легальный или официальный бюджетный тоталитаризм и реальная бюджетная анархия. А на самом деле, по мнению автора, нужно двигаться к середине, т.е. должны существовать жесткие правила единые для всех, но при этом субъекты Федерации и местные органы власти должны иметь достаточно широкую автономию и нести полную ответственность за результаты своей деятельности. Если, не решив этой проблемы, продвигаться по пути децентрализации налоговых полномочий, то очень скоро возникнет крайне опасная ситуация. Дальнейшее движение к децентрализации чревато нарастанием конфликтов на нижних уровнях бюджетной системы.

   В настоящее время в действующей редакции бюджетного кодекса нет такого понятия, как расходные полномочия. Автор предлагает уже в следующем году ввести официально в законодательство понятие расходные полномочия с разделением на три вида полномочий. Это полномочия по регулированию расходов, по обеспечению их финансовыми средствами и собственно полномочия по финансированию. Только после этого появится возможность разделения расходных полномочий между властями разных уровней. Одновременно это позволит решить проблему федеральных мандатов. Автором очерчены правила сочетания трех разных уровней полномочий, которые должны быть разработаны.

   Далее докладчик останавливается на конкретных ограничениях расходных полномочий. Аргументируется необходимость принятия закона о государственных минимальных социальных стандартах, как способа защиты субъектов Федерации от федеральных нефинансируемых мандатов. Обосновывается необходимость принципиального решения в отношении единой тарифной сетки заработной платы, поскольку она представляет собой огромный мандат, который возложен на региональные власти.

   Налоговые полномочия. Автор убежден, что система расщепления налоговых поступлений в корне порочна. Она не позволяет субъектам Федерации, получающим ежегодно ту или иную порцию отчислений от федеральных налогов, эффективно заботиться об этой налоговой базе и ответственно управлять поступающими средствами. На взгляд автора гораздо более прогрессивной системой является отказ от разделения налогов на регулирующие, закрепленные и т.д. Все налоги должны быть собственные. При этом налоговые полномочия и список региональных и местных налогов должен быть существенно расширен. С этой точки зрения анализируются конкретные виды налогов.

   Далее рассматриваются вопросы распределения финансовой помощи субъектам Федерации, взаимные расчеты и ссуды между уровнями бюджетной системы, об управлении региональными бюджетами, об административных структурах управления региональными бюджетами. По каждому из этих вопросов высказана и аргументирована позиция автора.

______________________________________________________________________________

   В докладе В. Мау “Экономика и революция: уроки истории” предпринимается попытка анализа новейших российских событий как революции и сквозь призму теории революции. В политизированной научной жизни России последнего десятилетия тезис о посткоммунистической революции оказывался неприемлемым для представителей всех частей политического спектра. Теперь, считает автор, ситуация меняется.

   Выступающий, ссылаясь на мнение одного из наиболее видных специалистов по теории революции Д.Голдстоуна, отмечает, что понимание посткоммунистической трансформации как революции становится все более распространенным среди исследователей. В настоящее время, по мнению автора, настало время определиться в некоторых базовых характеристиках этой трансформации как революции. В рамках этого анализа докладчик выделяет следующие группы вопросов, которые представляют особый интерес.

   Во-первых, является ли посткоммунистическая трансформация революцией по определению, или же только применительно к отдельным странам можно говорить о революционном характере совершающихся преобразований?

   Во-вторых, что дает для исследования посткоммунистической трансформации рассмотрение ее сквозь призму теории революции. Способствует ли этот подход более глубокому пониманию характера событий и усиливает ли наших возможностей в части экономико-политического прогноза?

   В-третьих, что нового позволяет внести анализ посткоммунистической трансформации как революции в существующие теории революции?

   У автора нет возможности в рамках доклада подробно ответить на все эти вопросы, поэтому он останавливается лишь на отдельных аспектах поставленных вопросов с акцентом на экономические проблемы революционной трансформации.

   1. Понятие революции. Сравнение событий, происходящих на протяжении последних пятнадцати лет в России, с великими революциями прошлого позволяет отнести нашу трансформацию именно к этому классу явлений. Это касается, прежде всего, логики развертывания кризиса коммунистической системы, движения его от одной фазы к другой. Автор отсылает нас к знаменитой книге Крейна Бринтона “Анатомия революции”, написанной в 30-е годы и посвященной сравнительному анализу английской, американской, французской и русской (большевистской) революциям, которая, если бы была своевременно (где-то в конце 80-х) переведена и издана в СССР, могла бы стать, по мнению автора, настольным пособием по политическому прогнозированию, настолько удивительна схожесть фаз, специфика политической борьбы, экономических процессов прошлого и нашего настоящего.

   Существует множество различных способов трансформации общества из одного состояния в качественно иное. Смена качественных характеристик нередко обусловливает использование термина “революционный”. Однако все эти революции являются таковыми лишь по своему результату: качественное изменение состояния общества. Такого широкого понимания недостаточно для осмысления тех или иных событий, претендующих на звание “революционных”. Помимо самой глубины преобразований важен еще и механизм их осуществления.

   Традиционно революции трактовались как насильственные смены режимов, связанные с возникновением новой элиты и наличием новой идеологии. Автору представляется, что опыт посткоммунистической трансформации требует пересмотра этой дефиниции. Роль насилия, изменения элиты и идеологии не должны абсолютизироваться. Гораздо более важной характеристикой полномасштабной революционной трансформации является то, что она осуществляется в условиях резкого ослабления государственной власти. Политическим проявлением этого кризиса является острый конфликт основных групп интересов, отсутствие между ними консенсуса по ключевым вопросам дальнейшего развития страны. Для экономистов же слабость власти проявляется, прежде всего, в финансовом кризисе государства, в его неспособности собирать налоги и балансировать свои расходы со своими доходами.

   Именно слабость государственной власти обусловливает стихийный характер протекания экономических и социальных процессов, что и делает великие революции удивительно похожими друг на друга – как по фазам развертывания экономического и политического кризиса, так и по своим базовым характеристикам. Именно стихийность, а не насилие является конституирующим признаком революции.

   Смена элиты в ходе революции, несомненно, происходит. Однако ее не следует смешивать с физическим устранением представителей элиты старого режима. Здесь надо учитывать два обстоятельства. Прежде всего, радикальность обновления элиты, как правило, сильно преувеличивается историками революций. Во-вторых, смена элиты не должна отождествляться с представляющими ее физическими лицами. Новая элита – это готовность людей действовать в новых обстоятельства, играть по новым правилам, в новой логике. Аналогичные рассуждения применимы и к вопросам трансформации собственности. Гораздо важнее не физическая смена собственника, а смена формы собственности. Не стоит, по мнению автора, преувеличивать и роль возникновения новой идеологии. Революция связана с идеологией, однако связь эта более сложная, чем принято обычно думать. Революция вовсе не навязывает обществу новую идеологию. Напротив, она происходит тогда, когда общество захвачено новыми представлениями о “правильном” общественном устройстве. Доминирующая идеология эпохи задает общую рамку революции вообще и ее экономической политики в частности.

   Таким образом, в представлении автора революция выступает как системная трансформация общества в условиях слабого государства. Это определенный механизм социальной трансформации, механизм прохождения через системный общественный кризис и адаптации к новым вызовам своей эпохи.

   Предлагаемое автором понимание революции позволяет ему сделать ряд важных выводов:

   1. Освобождение от коммунизма в большинстве стран Центральной и Восточной Европы вряд ли может рассматриваться как серия революций в строгом смысле этого слова. 2. Понимание революции как определенного механизма трансформации не облегчает задачу прогноза начала соответствующих преобразований. 3. Особенность российской трансформации состоит в революционном механизме ее осуществления, что радикально отличает ее от всех других посткоммунистических стран.

   2. Экономические проблемы революций. В этом разделе автор останавливается на характерных для всех революций экономических проблемах.

   I. Рост трансакционных издержек. В основе экономических проблем, характерных для революции, находится политический кризис и вызываемый им рост трансакционных издержек.

   II. Бюджетный кризис революции. Вопрос об источниках пополнения казны всегда был центральным для всех правительств революции и для послереволюционной власти. Автор выделяет следующие основные формы проявления финансового кризиса революции. 1. Падение сбора налогов и неспособность правительства применять силу государственного принуждения для получения законных налогов. 2. Резкое усиление роли займов. Причем в большинстве случаев это оказываются не обычные добровольные займы, а “добровольно-принудительные” или откровенно принудительные. 3. Типичным для многих революций является та или иная форма дефолта по государственным обязательствам. 4. Широкое распространение получают неплатежи государства перед получателями бюджетных средств. 5. Ослабление государства, его неспособность собирать налоги и заимствовать финансовые ресурсы на рынке заставляет власти прибегать к “нетрадиционным” источникам пополнения своих доходов, прежде всего к перераспределению собственности и бумажно-денежной эмиссии.

   III. Демонетизация экономики является также неотъемлемой чертой революции. Политическая нестабильность революционного периода ведет к сокращению находящихся в обращение денег.

   IV. Наконец, для многих революций характерен спад производства. Однако значение его становится существенным лишь в революциях ХХ века. Революции, происходившие в аграрных обществах в гораздо меньшей мере были подвержены спаду производства.

   3. Революция и постреволюционное экономические развитие. Влияние революции на дальнейшее развитие экономической и политической системы является одним из наиболее дискуссионных и идеологизированных вопросов. Автор приводит три принципиально возможные точки зрения по этому поводу, которые высказывались в разное время различными исследователями. Во-первых, революция становится катализаторов экономического прогресса, освобождая экономику страны от пут прежнего режима. Во-вторых, революция не оказывает особого влияния, поскольку основной тренд развития фактически закладывается еще при старом режиме. В-третьих, революция негативно влияет на развитие страны.

   История знает примеры всех трех вариантов. Автор обращает внимание только на один аспект влияния революции на дальнейшее развитие страны, связанный с уровнем социальной конфликтности. Приводятся примеры из истории различных стран и революций, которые позволяют автору сформулировать следующую гипотезу: если формирование консенсуса относительно базовых ценностей развития страны является важнейшей предпосылкой выхода из революции и обретения устойчивости, то отсутствие конфликта по вопросам экономической политики является источником застоя и консервации экономической отсталости.

______________________________________________________________________________

   Еще в начале 1990-ых годов фундаментальные реформы в социальном секторе не стояли на повестке дня большинства развивающихся, полуиндустриальных и посткоммунистических государств. Сегодня же эти реформы являются приоритетным направлением во многих странах Латинской Америки, Центральной и Восточной Европы. Практически везде все более возрастает осознание их значимости. Проблемам, связанным с реформами в социальном секторе, и посвящен доклад Д. Нельсон “Вторая фаза перестройки и политика реформ в социальном секторе: региональные перспективы”.

   Проблемы с реформами в социальном секторе не являются отличительной чертой развивающихся и посткоммунистических стран: практически каждая индустриальная демократия сталкивается в большей или меньшей мере с подобными трудностями.

   Почему так особенно трудны систематические реформы в социальном секторе? Почему реформы в пенсионной системе, здравоохранении и образовании все чаще воспринимаются как решающие в деле консолидации общества после болезненных мер во время переходных периодов? Почему основные изменения в пенсионной системе продвинулись вперед во многих странах, в то время как реформы здравоохранения и образования забуксовали? И, наконец, какие факторы и какие тактики сделали возможным принятие реформ и претворение их, хотя бы частично, в жизнь? – на эти вопросы автор пытается дать ответ в своем докладе.

   Докладчик считает, что усиление внимания к социальному сектору во второй или на последующих фазах переходного периода носит не просто технократичный характер, но и отвечает на политические давления, включая отрицательную реакцию большинство населения в странах со средним доходом на рынок.

   Рассматриваются благоприятные и негативные факторы и тенденции, влияющие на политику реформ в социальном секторе. Наиболее важные из негативных факторов – отсутствие общепризнанной модели реформирования, значительное время, необходимое для подготовки и внедрения реформ, большое количество игроков, объемные информационные требования, малая очевидность потерь при задержке в проведении реформ. В противовес этим значительным сложностям на пути реформ в социальном секторе существуют и некоторые тенденции, способствующие переменам. Хотя опыт реформ в отдельных странах сильно различается, есть общее в истории успешного проведения большинства реформ, в их числе: появление новых сторонников реформ, ослабление сопротивления заинтересованных групп и растущая восприимчивость к новым идеям.

   Автор отмечает, что пенсионные реформы, в отличие от прочих социальных реформ, провести оказалось легче. Хотя объяснения этому варьируются в зависимости от страны, в большинстве случаев сыграло решающую роль появление в начале 1990-ых годов ясно очерченной альтернативной модели (в ее основе лежали элементы чилийской модели), вместо традиционной выплаты пенсий из текущих доходов.

   Хотя пенсионная реформа не всегда и не везде проходила легко, некоторые исследователи, замечает автор, имеют тенденцию считать ее потенциальной моделью для других социальных реформ – особенно в образовании и здравоохранении. Докладчик показывает, что опыт пенсионной реформы мало пригоден для эффективных реформ в прочих социальных секторах, поскольку их внедрение не имеет такой сильной и непосредственной связи с экономическими выгодами для государства в целом, поэтому обычно не так сильна и их поддержка в правительственных кругах.

   Анализируется опыт проведения реформ здравоохранения и образования в отдельных странах как на государственном, так на региональном, и местном уровнях, а также отдельных аспектов системы. Отмечается, что, как правило, успех реформирования здесь связан со значительной децентрализацией властных полномочий и ответственности в этих секторах. Рассматриваются различные варианты и тактики проведения успешных реформ в здравоохранении и образовании. Показаны группы сторонников и противников различных вариантов реформ.

______________________________________________________________________________

   Автор доклада “Экономический рост в России: проблемы и перспективы” Алексей Улюкаев прежде чем исследовать проблему роста останавливается на особенностях трансформационного спада в России, что считает необходимым для адекватного анализа особенностей и причин экономического подъема последних двух лет.

   Глубина спада промышленного производства – 45% – была близка к средней по переходным экономикам в целом и ниже чем по переходным экономикам из бывшего Советского Союза. Проблема, отмечает докладчик, состоит в том, что трансформационный спад затянулся. По длительности спада российская экономика оказалась впереди других. Это связано с набором причин, лежащих в области экономической политики.

   В центре внимания автора находится анализ этих причин, в их числе: во-первых, отложенность, растянутость дезинфляции, ее непоследовательность, во-вторых – серьезный разрыв между денежно-кредитной и бюджетной политикой. Даже тогда, когда губительная роль инфляции была осознана и стали применяться достаточно последовательные и жесткие меры в области денежно-кредитной политики, бюджетная политика оставалась не только непоследовательной и мягкой, но даже имела рецидивы увеличения бюджетного дефицита, как это произошло в 1996-97 годах, когда бюджетный дефицит увеличился даже на фоне и без того высокого дефицита 1995 года. Это порождало проблемы то монетарного, то рыночного финансирования дефицита, это обескровливало экономику, оттягивало инвестиционные ресурсы, а в условиях низкой монетизации экономики приводило к очень большим рискам всплесков ставок обслуживания долга, что и вызвало известные события в 1998 году.

   Еще одна серьезная причина – это отрыв более успешных преобразований в сфере макроэкономики от менее успешных преобразований в сфере микроэкономики. Российские предприятия так и не вошли в систему жестких бюджетных ограничений, и это приводило к воспроизводству очень серьезных проблем на уровне финансов предприятий и корпоративного управления.

   Слабый механизм перераспределения ресурсов, слабая банковская система, неразвитый фондовый рынок не позволял ресурсам, которые высвобождались в результате трансформационного спада в секторах неэффективных, перераспределяться в пользу секторов потенциально эффективных. И это препятствовало возможности более раннего начала экономического роста, чем это произошло фактически.

   Общее низкое качество рыночной среды, большое количество различных искажений монопольного характера, большое число необоснованных льгот для одних производителей и дискриминация других, искажения, связанные с ослаблением конкуренции, также препятствовали формированию потенциала экономического роста.

   В целом, оценка инвестиционных рисков как участниками российского рынка, так и потенциальными внешними инвесторами всегда оставалась на запредельном уровне.

   Все это, отмечает выступающий, и сформировало основу для того, чтобы трансформационный спад оказался более протяженным, чем он мог быть при иной экономической политики.

   Но не все связано только с экономической политикой считает автор. Есть факторы, связанные с общей структурой экономики. Советская экономика и особенно та ее часть, которая оказалась в пределах России, была больше чем в других переходных экономиках перегружена предприятиями военно-промышленного комплекса и секторами максимально дотационными, прежде всего сельским хозяйством. Это была экономика, в которой оказался огромный массив, формирующий разрыв мировых и внутренних цен, что постоянно провоцировало проблему дотирования или перехлестного субсидирования. Это, отмечает докладчик, базовые проблемы, которые во многом связаны и с длительностью периода спада.

   В настоящее время трансформационный спад завершен и с 1999 года начался рост. Обсуждая проблему факторов роста в 1999 и 2000 годах, автор замечает, что обычно выделяют следующие причины. Первая из них связана с улучшением конкурентных условий для российских предприятий после глубокой девальвации рубля и изменением внешнеэкономической конъюнктуры, вызванной не только ростом мировых цен на товары традиционного российского экспорта, но и снижением цен на основной массив товаров нашего импорта, а также и с тем, что изменилось соотношение между долларом и евро. Доллар поднялся относительно евро, а в ситуации, когда импортные контракты в основном номинированы в евро, а экспортные – в долларах, это приводит к дополнительному росту сальдо торгового баланса.

   Но только этих факторов, по мнению авторов, далеко недостаточно для объяснения роста, и докладчик не согласен, когда исчерпание этих факторов приводится как основание, что рост кончился. Во-первых, самый серьезный и быстрый рост, в категориях роста очищенного от сезонных колебаний, пришелся именно на тот период, когда цены мирового рынка (например, нефтяные цены) были крайне низкими.

   То же самое касается и девальвационных факторов. Девальвация способствует росту экспорта и импортозамещению, но при этом девальвация способствует также снижению реальных доходов, снижению потребительского спроса, что является ограничением для экономического роста. Должен быть проведен факторный анализ для того, чтобы более точно определить зависимость между девальвацией и экономическим ростом.

   Далее автор останавливается на наборе косвенных связей между девальвацией и экономическим ростом. Так, улучшение положения некоторых российских предприятий во многом было связано с импортозамещением, а рост в других секторах экономики был в значительной степени вызван тем, что выручка, которую получали предприятия-экспортеры, позволяла им тщательнее выполнять обязательства перед своими поставщиками, что придавало дополнительный импульс экономики. Кроме того, серьезное улучшение финансового состояния предприятий, связанное, прежде всего, с сокращением реальной заработной платы, с сокращением доли реальной зарплаты в ВВП. Улучшение финансового состояния предприятий было связано и с тем, что темпы роста тарифов естественных монополий до середины 2000 года отставали от индекса потребительских цен, что снижало долю тарифов естественных монополий в издержках предприятий и ВВП в целом. Важнейший из факторов роста – это рост монетизации экономики. Среди факторов роста отмечается и то, что большой объем ресурсов труда и капитала можно было достаточно быстро ввести в оборот при улучшении конъюнктуры. То есть, во многом достаточно быстрый рост 1999 и 2000 года связан с тем, что трансформационный спад как бы накопил ресурсы, которые можно было достаточно быстро ввести в оборот.

   Многие из этих факторов в той или иной комбинации действовали в предшествующие периоды и то, что эти ресурсы смогли быть использованы для целей развития стали серьезные изменения менеджмента российских предприятий, оздоровление бизнес-среды

   Уже в ходе 2000 года конфигурация факторов роста немного менялась, дополнительный импульс роста стал возникать со стороны потребительского спроса. Рост реальных доходов и практически такой же розничного товарооборота создает дополнительный потенциал потребительскому спросу. Рост инвестиций порядка 20% создавал возможности увеличения выпуска в тех секторах, которые производят продукцию инвестиционного назначения. Более того, в ряде секторов, таких, например, как топливная промышленность, появились элементы роста предложения, основанные на предшествующих инвестиционных вложениях.

   Подводя итоги сказанному выше, докладчик особо подчеркивает, что на рост в российской экономике оказывают влияние очень многие факторы, действие которых нужно анализироваться комплексно.

   Что же происходило с экономической политикой на фоне объективных параметров, которые были достаточно благоприятны для роста в 1999 и 2000 годах? Выступающий выделяет в ней две составляющие. В том, что касается денежно-кредитной и бюджетной политики, она была скорее удовлетворительной, несмотря на такой экстремально высокий положительный платежный баланс по счету текущих операций, денежным властям удавалось и до сих пор удается в целом контролировать инфляцию. Кроме того, выполнение государством принятых на себя обязательств, вне зависимости от того текущие это обязательства или накопленные, автор считает очень важным принципом бюджетной политики, которая обеспечивает тем самым лучшую предсказуемость и снижает бюджетные риски для экономики.

   Некоторые претензии можно предъявить к стратегии экономической политики. А именно, в части того, что структурная реформа очень мало продвинулись за этот период времени. Весь набор, связанный с избыточным регулированием, с конкуренцией, с инвестиционными рисками, с дискриминацией отдельных производителей за счет других производителей, продолжает оставаться в экономике и продолжает создавать серьезные преграды для увеличения инвестиций и роста деловой активности в целом.