Собственность и интеграционные процессы в корпоративном секторе (некоторые новые тенденции)

Корпоративный сектор в 2000 году

В 2000 г. крупнейшие российские компании достигли позитивных изменений практически по всем показателям[2]. Суммарные объемы выручки и нераспределенной прибыли 50 крупнейших компаний возросли в среднем на 15%. Предприятия нефтегазовой отрасли по-прежнему получают основную долю совокупной выручки и прибыли, что отражает структуру получаемых доходов. Объем продаж нефтяных компаний достиг 71,5% совокупной выручки по сравнению с 64,4% по итогам предыдущего года. На втором месте в отраслевом срезе с большим отрывом находятся крупнейшие предприятия металлургии. Рентабельность повысилась с 20,8 до 21,6%, что свидетельствует об эффективности финансово-хозяйственной деятельности. В то же время темпы повышения рентабельности продаж замедлились. Рост собственного капитала составил более 6%. Совокупный размер собственного капитала 50 крупнейших компаний достиг 67,2 млрд. долл., или около 65,4% их активов. Капитализация крупнейших 50 компаний составила 50 млрд. долл., причем нефтегазовая отрасль увеличила свой удельный вес с 68 до 89%, электроэнергетика – с 16 до 18%, капитализация предприятий связи осталась на прежнем уровне (8%).

В 2000–2001 гг. примерно 20 крупных российских корпораций заявили о своем намерении выпустить депозитарные расписки. Показательно также то, что большинство российских корпоративных заемщиков на рынке еврооблигаций стремились в срок выполнять свои обязательства по текущим платежам. Для прошедших двух лет характерным стало также возрождение интереса к рынку корпоративных облигаций.

Если до и в ходе кризиса 1998 г. бегство капиталов из России носило тотальный характер, то в 1999–2001 гг. отмечена определенная тенденция к их реинвестированию. В основе данного процесса лежит повышение рентабельности и эффективности вложений в российские предприятия после девальвации рубля. Это не означает тем не менее, что утрачивает свою актуальность проблема бегства капиталов. Речь идет лишь о возросшем притоке ранее вывезенных средств в виде псевдоиностранных кредитов и иных формах.

Таблица 1.
Изменения в структуре собственности средних и крупных российских акционерных общества, % уставного капитала*

*Данные таблицы подготовлены только для иллюстрации наиболее значимых качественных тенденций (на основе опросов ИЭПП и других организаций) и не могут использоваться для строгих эмпирических оценок. В таблице не учтены крупнейшие АО (холдинги), предприятия стратегического значения (с закрепленными в собственности государства пакетами), отраслевые различия. Реальная доля инсайдеров (менеджеров) обычно выше с учетом относимых к внешним акционерам аффилированных структур.

Имеющиеся за 2000 год данные свидетельствуют о существенном изменении и в структуре акционерного капитала российских предприятий (см. табл. 1)[3]. Качественным переломным моментом является именно 1998 год. Существенное снижение доли инсайдеров (работников) и рост доли внешних акционеров отражают, во-первых, посткризисные процессы концентрации собственности (в том числе связанные с резким падением стоимости акций), во-вторых, снижение официально зарегистрированной доли менеджеров от в среднем 12–16% в 1996 г. до 7–8% в настоящее время[4]. Последнее связано либо с прямым переходом акций к внешним акционерам (продажа или изъятие за долги), либо с расширением практики неформального контроля со стороны менеджеров (перевод имеющихся или оформление скупленных акций на аффилированные структуры).

Уровень концентрации собственности не является пока столь высоким, как в некоторых странах Восточной Европы. Эмпирические обследования показывают, что в Восточной Европе показатели выше[5], чем те, которые в рамках выборки ИЭПП были выявлены для России в 2000 г[6]. Тем не менее этот процесс продолжается и с 1998 г. он резко ускорился. Если воспользоваться терминологией Ла Порта, Лопеса-де-Силанеса, Шлейфера и Вишны[7], то речь идет о процессе обеспечения экономико-правовых условий защиты владельца при отсутствии развитой правовой системы защиты прав акционеров. Одновременно (хотя и с рядом оговорок относительно частных выгод, неформальных полюсов контроля и различных альянсов) можно говорить о наличии связи между определенным уровнем концентрации и эффективностью предприятий.

Права собственности и корпоративные конфликты

С появлением корпоративного законодательства во второй половине 1990-х годов наметилась некоторая стабилизация в сфере прав собственности: борьба переместилась в правовое поле, хотя фактор коррупции вносит свои "поправки" в результаты этой борьбы.  В значительной мере используются квазиправовые (на грани законности) методы или "дыры" в законодательстве. Тем не менее и в 2000 г. наблюдались ситуации правового нигилизма. Наиболее крупные корпоративные конфликты были связаны с реорганизацией компаний или с процессами экспансии крупных предприятий или промышленных групп. В целом становится доминирующей тенденция перехода от внутрикорпоративных противостояний  к враждебным внешним захватам.

Прежде всего необходимо отметить нарушения прав акционеров, связанные с проведением реорганизации акционерных обществ. Естественно, мотивы реорганизации весьма неоднородны. Проблема слияний и поглощений стала особенно актуальной в 2000 г. В наибольшей степени этот процесс был характерен для металлургической и нефтегазовой отраслей. В среднем МАП РФ дает согласие примерно на 94% сделок, по 5% – выдвигаются определенные условия, по 1% дается отказ. Одним из ключевых в данном случае является вопрос о бенефициарном владении и общей структуре формирующейся группы.

Крупнейшая сделка 2000 г. в алюминиевой отрасли (консолидация 70% активов в рамках ООО "Русский алюминий"), безусловно, выходит за рамки рядового решения МАП РФ. По имеющимся данным, эта компания была зарегистрировано весной прошлого года в г. Омске, однако пакеты акций алюминиевых и глиноземных предприятий остаются в собственности оффшорных компаний. Соответственно не возникало и предмета для действий со стороны МАП, так как происходило, по мнению его представителей, просто перераспределение капиталов  между оффшорными компаниями. При этом официальная точка зрения министерства состоит в том, что структура типа "Русский алюминий" имеет право на существование в силу доминирующей экспортной ориентации, а наличие трех холдингов в отрасли (помимо "Русского алюминия", – "СУАЛ" и "Северо-Запад") обеспечивает достаточную внутреннюю конкуренцию.

 Вместе с тем в 2000 г. МАП РФ получил право запрашивать сведения об источниках и объеме средств, появившихся на счетах предприятий[8], что позволит доказывать реальную связь между формально независимыми сделками. Такие данные МАП вправе запрашивать многократно и до тех пор, пока конечный бенефициар сделки не будет раскрыт. В 2001 г. предполагается упрощение системы рассмотрения заявок на слияния и поглощения и в целом введение новых правил их осуществления.

Видимо, проблема идентификации бенефициарных владельцев должна решаться по нескольким направлениям:

• введение в российское законодательства понятия «бенефициарное владение»;
• ужесточение законодательства с точки зрения открытости структуры собственности (в том числе конечных бенефициаров) для выявления целей и заинтересованных сторон в сделках;
• либерализация пороговых значений в законодательстве, при которых требуется согласие на сделку со стороны государственных органов;
• определение меры ответственности собственников, а при невозможности идентификации – менеджеров (за предоставление ложной информации, потенциальный ущерб различным сторонам сделки и участникам корпоративных отношений и т.д.).

Имеются и многочисленные попытки целенаправленного вытеснения части акционеров в новые компании с неблагополучным финансовым состоянием или, напротив, вывод активов в неподконтрольные "чужим" акционерам структуры. Правовое регулирование данного процесса пока крайне недостаточно.

В крупнейших компаниях России процесс реорганизации – объективная необходимость для дальнейшего долгосрочного развития. Тем не менее, по оценке Института корпоративного права и управления, он происходит при различном уровне "прозрачности" (с точки зрения интересов мелких акционеров). Можно выделить три типа этого процесса: мелкие акционеры просто поставлены перед фактом реструктуризации (РАО "Норильский никель" и НК "Сургутнефтегаз"); мелкие акционеры проинформированы, но не привлечены изначально к подготовке программы реструктуризации (РАО "ЕЭС России"); информирование и привлечение мелких акционеров к разработке программы (в сфере телекоммуникациий).

Необходимо отметить, что многие проблемы реструктуризации крупнейших холдингов связаны с последовательностью их создания и приватизации.

В основе широко известного конфликта в 2000 г. между менеджментом и мелкими иностранными акционерами РАО "ЕЭС России" лежит объективно сформировавшаяся еще в середине 1990-х годов структура собственности. Как известно, в число акционеров входят:  государство как владелец контрольного пакета акций (долгосрочные стратегические интересы с сильным социальным фактором, но вместе с тем осознание необходимости радикальной технико-технологической реконструкции); миноритарные акционеры (краткосрочные интересы, связанные с динамикой курса акций); акционеры – представители трудового коллектива (специфические интересы сохранения рабочих мест и заработной платы). Конфликты, связанные с последней группой, имеют самостоятельную перспективу[9], но также касаются взаимоотношений РАО с региональными властями (социальные интересы и контроль региональных энергетических структур). Хотя генератором потенциальных конфликтов здесь выступает неоптимизированная структура собственности, определенный компромисс интересов может быть найден посредством разработки принципов корпоративного управления.

В ОАО "Газпром" в течение 2000 г. представители миноритарных акционеров поднимали вопрос о его взаимоотношениях с компаниями "Итера" (точнее, группой из примерно 100 компаний) и "Стройтрансгаз". Хотя жестких обвинений не предъявлялось, основная обсуждаемая проблема – это отсутствие "прозрачности" по важнейшим имущественным решениям, вывод активов из ОАО "Газпром" и передача их компаниям, аффилированным с его руководством, и как следствие снижение капитализации ОАО. По состоянию на февраль 2001 г. ситуация не прояснилась, однако и у его менеджмента стало меньше возможностей реализовывать свои интересы (с июня 2000 г. в совет директоров ОАО "Газпром" входят 5 представителей государства, 4 – его менеджмента, 2 – миноритарных акционеров).

Реорганизация ОАО "Газпром", как и РАО "ЕЭС России", будет непосредственно связана с изменениями в структуре его собственности и затронет интересы всех типов акционеров. В 1999 г. 17 дочерних транспортных предприятий "Газпрома" преобразованы в ОАО с собственной отчетностью, с выведением всех непрофильных структур. Предложения правительства, подготовленные к декабрю 2000 г., предусматривают (во многом по аналогии с РАО "ЕЭС России") разделение объектов ОАО на монополистов (трубопроводы, в РАО "ЕЭС России" – сети и диспетчерские функции) и переходящих к конкурентным отношениям (добыча и сбыт, в РАО "ЕЭС России" – генерирующие мощности и сбыт).

Сравнительно новой практикой является консолидация акций, которая, видимо, станет в ближайшие годы массовым инструментом перераспределения собственности. Осенью 2000 г. ФКЦБ заявляла о неприемлемости сложившейся практики консолидации, направленной на вытеснение "чужих" акционеров. Более того, рассматриваются поправки в закон "Об акционерных обществах" по поводу исключения нормы о консолидации акций.

На практике, однако, Санкт-Петербургское отделение ФКЦБ в сентябре 2000 г. зарегистрировало выпуск 20 обыкновенных акций ОАО "Северная нефть" (Республика Коми), которые должны быть обменены на все прочие (после дополнительной эмиссии, снизившей, по оценкам, доли ряда акционеров). Те акционеры, которые не располагают пакетом, достаточным для конвертации в 1 акцию (то есть держатели так называемых дробных пакетов), получат денежную компенсацию.

В компании "Сибнефть" необходимость консолидации акций дочерних компаний обосновывается тем, что остающиеся мелкие акционеры (у которых менее 5% акций) не отреагировали на предложение перейти на единую акцию и фактически недоступны[10]. Консолидация в этой ситуации является способом трансформации миноритарных акционеров в кредиторов (через предложение о выкупе дробных пакетов). В декабре 2000 г. решение о консолидации акций принято собранием акционеров АО "Сибнефть-Омский нефтеперерабатывающий завод" (72 акции). Аналогичное решение принято в АО "Сибнефть-Омскнефтепродукт". Мелким акционерам вместе с тем предложен выбор: получение денежной компенсации за дробные пакеты, обмен акций на акции холдинга (то есть "Сибнефть") до завершения консолидации, создание консорциума "дробных" акционеров, совместно владеющих несколькими акциями. При доведении доли в дочерних компаниях до 100% предполагается их реорганизация в ЗАО или ООО, в результате чего резко упростятся процедуры управления и расширятся возможности материнской компании по манипулированию активами.

В целом следует отметить, что в 2000 г. возникавшие между компаниями и мелкими акционерами конфликты по поводу перехода на единую акцию (в основном применительно к коэффициентам обмена) чаще всего решались конструктивно уже на стадии переговоров.

Первой из российских нефтяных компаний перешла на единую акцию НК "ЛУКойл", затем – "Сургутнефтегаз", "ЮКОС" и "Сибнефть". К началу 2001 г. "Сибнефть" консолидирована почти полностью, а нефтяные компании "ЛУКойл" и "Сургутнефтегаз" смогли провести эту процедуру только с частью дочерних компаний. Интересно отметить, что по мере консолидации активов дочерних компаний возрастали формальная "прозрачность" и открытость компаний по отношению к мелким акционерам (видимо, первичной здесь является консолидация). Так, "ЮКОС" и "Сибнефть" приняли кодексы корпоративного управления, ввели "независимых" директоров. НК "ЮКОС" заявила о переходе на международную финансовую отчетность и исключила из устава положение об объявленных акциях.

Использование силовых структур для решения корпоративных конфликтов стало обыденной реальностью, что подтверждают многие прошлогодние примеры (московские ОАО "Кристалл" и ГУП "Мосхимфармпрепараты", кондитерский концерн "Бабаевский", Качканарский ГОК, АО "Уралхиммаш", Камышловский завод строительных материалов (Свердловская область) и др. Для оказания дополнительного давления очень часто создается напряженная обстановка в трудовом коллективе (вплоть до организации демонстраций, пикетов и вооруженного отпора силами работников).

Важным прецедентом является принятое в декабре 2000 г. решение Высшего арбитражного суда РФ (ВАС) о законности погашения долгов предприятия его акциями. В явном виде эта практика впервые была применена в 1999 г. кредиторами Ленинградского металлического завода, которые посредством закрытой дополнительной эмиссии передали контрольный пакет акций завода группе "Интеррос" в счет погашения долга. Для всей последующей хозяйственной практики существенно, что ВАС РФ санкционировал такое право кредиторов, несмотря на поддержанный ФСФО протест одного из крупных акционеров завода. Позиция ВАС основана на том, что при проведении процедуры банкротства обычные органы управления АО не действуют.

Стоит отметить и другой прецедент, созданный ВАС РФ. В течение ряда лет между Минимущества РФ и администрацией Иркутской области шел спор  о признании федеральной собственностью 40% акций АО “Иркутскэнерго” (крупный производитель электроэнергии, тарифы на его продукцию являются одними из наиболее низких в стране за счет использования ГЭС). Этим пакетом на основании указов Президента РФ (1992 г. и 1996 г.) распоряжалась местная администрация, передав их в управление Восточно-Сибирской финансово-промышленной группе. В феврале 2001 года решением ВАС РФ 40% акций АО “Иркутскэнерго” признаны федеральной собственностью, но этим же решением 15,5 % (входящие в федеральный пакет)  остались в распоряжении администрации Иркутской области.  Такое «расщепление» пучка прав собственности не поддается внятному объяснению – хотя бы с точки зрения правового статуса таких акций.

Необходимо отметить также внесение в Государственную думу РФ в 2000 г. поправок в закон "О несостоятельности (банкротстве)", предоставляющих право внешнему управляющему принимать решения о дополнительной эмиссии акций. Если собрание кредиторов при реализации процедуры банкротства еще может рассматриваться как преемник функций традиционных органов управления, то предоставление такого права арбитражному управляющему еще больше ухудшит ситуацию.

Немало примеров прямого шантажа государственных органов (Камский ЦБК, "Бор", "Оргстекло", "Корунд"). В области приватизации – это требование установить "удобные" цену и способ приватизации под угрозой внешнего управления. Оно может вводиться и в том случае, если государство намерено снять генерального директора в АО с госдолей (последний может быть вновь назначен уже в качестве арбитражного управляющего).

В целом институт банкротства на протяжении 1990-х годов использовался  как способ либо перераспределения (захвата, удержания, приватизации) собственности, либо политического и экономического давления на предприятия со стороны государства. Наблюдается парадоксальная ситуация: предприятия, которые имеют достаточный запас прочности, вовлекаются в процедуры банкротства (так как существует благоприятная возможность для захвата контроля над ними со стороны конкурентов), а безнадежные предприятия избегают этой процедуры (так как не находится желающих захватить эти предприятия, а шанс получить долги в ходе процедуры банкротства невелик). Вот почему следует, с одной стороны, обеспечить защиту прав кредиторов в процессе банкротства предприятия, а с другой – оградить предприятие-должника от упрощенных схем недобросовестного перехвата контроля над ним (частью его активов) посредством процедур банкротства.

Фактически возбуждение процедуры банкротства стало низкозатратной альтернативой враждебному поглощению (при наличии потенциального сговора арбитражного управляющего с кредиторами, арбитражными судьями и чиновниками ФСФО) посредством скупки акций на вторичном рынке. В этой связи интересно предположение о том, что существует прямая связь между вступлением в силу в 1998 г. закона "О несостоятельности (банкротстве)" и низким уровнем сопротивления российского фондового рынка в 1998–2000 гг.[11] Существенно при этом то, что закон "Об акционерных обществах" содержит множество легальных возможностей для эффективного "отражения агрессора" в рамках корпоративного права, тогда как действующая процедура банкротства  (при должной организации) почти беспроигрышна для "агрессора".

В этой связи в интересах защиты предприятий от недобросовестного перехвата контроля над ними (частью их активов) посредством процедур банкротства необходимо расширять практику отказа судебных инстанций от использования процедур банкротства в качестве рядового средства погашения долга. Такие действия следует рассматривать как злоупотребление правом в соответствии со статьей 10 Гражданского кодекса РФ. Для инициирования процедуры банкротства кредиторы должны представлять достаточные доказательства, подтверждающие невозможность возврата долга другими способами.

Существенно также и то, что в январе 2001 г. нормы закона “О несостоятельности (банкротстве)”, касающиеся права на участие должника в судебном процессе, стали предметом рассмотрения Конституционного суда РФ. В рамках действующего законодательства конституционные принципы права на защиту, состязательности и равноправия сторон (прежде всего должника) не реализованы. В новый закон о банкротстве целесообразно включить нормы, предусматривающие возможность обжалования решения суда о банкротстве и бесконтрольных в настоящее время действий арбитражного управляющего, а также обеспечить равенство позиций всех кредиторов независимо от первенства обращения в суд (введение принципа коллегиальности рассмотрения исков о банкротстве с участием всех заинтересованных сторон).

Существует немало примеров неоправданной дестабилизации системы управления АО в рамках корпоративного законодательства. Одной из новаций 2000 г. явилось применение статьи 49 закона "Об акционерных обществах", позволяющей акционеру (в том числе владельцу одной акции) обжаловать в суде решения общего собрания, нанесшие акционеру потенциальный ущерб. Чаще всего это делается для запрета проведения следующего собрания акционеров (где должны быть приняты существенные для АО решения или произойти смена руководства) на основании нелегитимности созывающего собрание совета директоров. Очевидно, что такой конфликт инициируется не формальным истцом, владеющим 1 акцией, а конкурентами или одной из реальных сторон внутрикорпоративного конфликта. При этом владелец одной или нескольких акций, формально имеющий право подать иск, вряд ли может объективно понести реальный ущерб.

Существуют  примеры и дестабилизирующих действий государства. Речь идет о попытке изъятия некоторых частот у компаний сотовой связи “Вымпелком” и “МТС” осенью 2000 г. По оценкам, конфликты в том же году вокруг авиакомпании “Ист-Лайн” и приватизации аэропорта “Домодедово”  связаны также с тем, что государственные структуры стремились установить собственный контроль над финансовыми потоками. При этом  не отмечено какой-либо позиции правительства в отношении конкретных корпоративных конфликтов (в том числе уже после президентских выборов 2000 г.). Напротив, наблюдается его пассивность даже в случаях, когда метод захвата носил явно противозаконный (силовой) характер. Общие декларации о защите прав собственности, недопущении криминального передела собственности и диктатуре закона явно нуждаются в серьезном прикладном обеспечении. В то же время проект поправок в закон “Об акционерных обществах” был дважды (в июне и декабре 2000 г.) заблокирован по инициативе нескольких крупнейших компаний.

Концентрация собственности и вертикальная интеграция

Необходимо отметить новую и в целом позитивную тенденцию в 1999–2000 гг. – к переходу от сравнительно аморфных образований типа конгломератов к более однородным вертикально интегрированным структурам,  имеющим четкие организационно-правовые границы. В наиболее явном виде этот процесс отмечен в нефтяной и металлургической отраслях, но он наблюдается также в химической, пищевой промышленности, гражданском авиастроении, ряде секторов ВПК (хотя здесь многолетние попытки создания или, точнее, восстановления вертикально-интегрированных структур "сверху" не стали успешными).

Наиболее масштабным стало формирование вертикально-интегрированного холдинга, обусловленное, по мнению наблюдателей,  деятельностью ряда формально несвязанных структур, таких, как Уральская горно-металлургическая компания, "Русский алюминий", "Сибирский алюминий", "Группа ЕАМ", "ЕвразХолдинг", "Группа МДМ" и других, включая зарубежные[12]. Его структура не является четко оформленной, видимо в силу продолжающейся экспансии и принятых управленческих принципов. Суб-холдинги, управление которыми осуществляют партнеры, доверенные менеджеры или сохранившие свои доли в акционерном капитале прежние менеджеры, ставшие "младшими" партнерами, контролируют значительные сегменты в медной промышленности, черной металлургии, угольной и алюминиевой отраслях, автомобилестроении. В последнем случае в орбиту интересов группы уже вовлечены ОАО "ГАЗ", "ПАЗ", Заволжский моторный завод, подшипниковые заводы. Активизация осенью 2000 г. на рынке акций ОАО "АвтоВАЗ" расценивается некоторыми наблюдателями как подготовка к поглощению. Отмеченные конфликты между группой "Интеррос" и Уральской горно-металлургической компанией связаны, видимо, с их интересом к РАО "Норильский никель".

С учетом совокупной роли указанных структур в экономике России одним из наиболее важных вопросов является степень и экономико-политическое обоснование властной поддержки, по сути, беспрепятственной экспансии холдинга. Очевидно, осуществленные слияния и поглощения, равно как и необходимые финансовые ресурсы для них (в том числе, видимо, реинвестиции из-за рубежа), столь значимы, что не могут не стать объектом априорного санкционирования со стороны государства. Даже формально пассивная позиция властей является определенным индикатором для оценки реальных воззрений власти на дальнейшую структурную трансформацию экономики.

Есть немало других – не столь масштабных – примеров. В нефтехимической промышленности – расширение группы СИБУР и установление над ней контроля со стороны РАО "Газпром". Под контролем последнего находится и группа "ФармТЭК", в 2000 г. объединившая значительные фармацевтические мощности. "Связьинвест" реализует программу укрупнения своих региональных дочерних компаний (в 2000 г. на Урале и в Северо-Западном регионе), одновременно консолидируя свои доли в региональных компаниях мобильной связи под эгидой специально созданной компании "МобиТел". В прошлом году ОАО "Ростелеком" объявило о реорганизации с присоединением (ОАО "ММТ"). В течение 2001 г. предполагается трансформация в холдинговую компанию ОАО "АвтоВАЗ". Дочерние структуры "Аэрофлот" могут быть преобразованы в группу вертикально-интегрированных компаний. В "Северо-Западном пароходстве" также предполагается интеграция 15 дочерних компаний в рамках холдинга. Один из наиболее известных конфликтов 2000 г. в рамках указанных процессов возник при попытке присоединения к группе "Объединенные машиностроительные заводы" судостроительного завода "Красное Сормово" (Самара, доля "ОМЗ" составляла     около 30%) [13].

Изменились и критерии формирования таких структур (в отличие от прежних финансово-промышленных групп):

• технологическая и финансово-экономическая целесообразность присоединения новых активов (предприятий);
• существенно более высокий уровень корпоративного контроля дочерних структур (75% и выше);
• организационно-правовая трансформация (в том числе слияния, консолидация в рамках и между холдингами, переход на единую акцию в холдингах др.).

Наиболее важные институциональные тенденции в корпоративном секторе в 2000 г. четко проявились в металлургической отрасли.

Во-первых, на новый уровень перешел процесс концентрации собственности, который в 1990-е годы (после приватизации) шел преимущественно в рамках одного (базового) предприятия. Деятельность так называемых ФПГ (формальных и неформальных) в этом плане не показательна, ибо их имущественная стратегия обычно носила хаотичный характер и не имела технологической основы. В 1999–2000 гг. произошли активная внешняя экспансия "базового" предприятия и концентрация собственности в рамках вертикально-интегрированной группы. В определенном смысле можно говорить о преодолении последствий приватизации, разорвавшей прежние отраслевые и межотраслевые технологические связи. Фактически происходит "сборка" прежних советских концернов и объединений, но уже на основе частной собственности и с освобождением от лишних структур.

Во-вторых, крупнейшие группы завершают этап открытой конфронтации и переходят к политике формирования альянсов. Это касается как сырьевой базы, так и договоренностей о поглощении оставшихся "на свободе" предприятий металлургической и сопряженных отраслей. В случае с сырьевой базой примером может быть намерение "СУАЛ-холдинга" и "Русского алюминия" осуществить совместный проект по строительству глиноземного завода в Республике Коми для переработки бокситов Средне-Тиманского месторождения. По поводу договоренностей о поглощении речь идет об априорном разделе остающейся собственности во избежание возникновения дорогостоящих конфликтов (при фиксации уже сложившихся имущественных интересов). Существенно, что владельцы (менеджеры) остающихся сравнительно небольших предприятий фактически сдались и готовы продать свои доли, хотя ранее их сопротивление было весьма сильным (включая и жалобы в МАП).

По поводу эффективности вертикальной интеграции существуют различные точки зрения. В России ее очевидное преимущество связано в том числе и с процессом перераспределения собственности. Перехват контроля над поставщиком или потребителем означает остановку всей вертикально-интегрированной цепочки (если ставится задача оказать давление). Случаи "сырьевого" давления на конкурентов или на акционера, не желающего уступить контроль, многочисленны и хорошо известны.

Например, заметная активизация интереса к угольным компаниям в 2000 г. (прежде всего со стороны предприятий черной и цветной металлургии) прямо связана со стремлением регулировать объемы добычи, поставки и цены, а также обеспечить эффективное давление на электроэнергетические компании. В прошлом году проданы Междуреченская и Красноярская угольные компании, 38,7% компании "Хакасуголь" (аукцион по продаже 43% не состоялся и пакет будет выставлен повторно). По итогам объявленного в декабре 2000 г. аукциона по продаже 42% акций высокорентабельного ОАО "Востсибуголь" формальным победителем стала "Группа МДМ". Контроль над этой компанией позволяет диктовать условия и "Иркутскэнерго".

В 2001 г. предполагается продажа федеральных пакетов акций угольных компаний "Якутуголь", "Кузбассуголь" (80%) и "Кузнецкуголь" (81%). По имеющимся данным, на федеральные акции последнего претендует Новолипецкий металлургический комбинат, на акции "Кузнецкуголь" – "ЕвразХолдинг" (для поставок на Западно-Сибирский и Кузнецкий металлургические комбинаты). В 1999 г. региональные власти продали свои пакеты (соответственно 16 и 15%) структурам, аффилированным с потенциальными покупателями. 15,75% акций "Читинской угольной компании" осенью 2000 г. приобрели на аукционе структуры "Сибирского алюминия". По целому ряду указанных сделок конкурентом покупателю выступали компании АО "Альфа-эко", имеющего пакеты акций металлургических компаний и планирующего формирование собственного вертикально-интегрированного холдинга. Понятный интерес к ряду угольных компаний проявляют и структуры, аффилированные с РАО "ЕЭС России".

Следующим логическим шагом новых вертикально-интегрированных групп (с металлургическим "ядром") станет, по-видимому покупка энергетических мощностей. Выделение и продажа генерирующих компаний в рамках потенциальной реструктуризации РАО "ЕЭС России" со всей очевидностью приведут к их скупке именно металлургическими группами, влияние которых на экономику страны станет неограниченным. Важно и то, что имущественный контроль из единого центра за всем комплексом "электроэнергетика – уголь – металлургия" позволяет эффективно замкнуть финансовые потоки из всех звеньев на экспорт и "оптимизировать" налоговую политику.

В целом с точки зрения формирования реальных полюсов контроля в корпорациях продолжается процесс концентрации рычагов власти и управления бизнесом (необязательно основанных на владении акциями) у узких групп партнеров – реальных владельцев. Не исключено даже, что начавшиеся процессы консолидации акций могут стать лишь промежуточным звеном к преобразованию в ЗАО и ООО. В некоторых крупнейших (частных) компаниях вопрос о такой реорганизации рассматривается в прикладном плане. Явный или закамуфлированный процесс концентрации собственности (контроля) в российских корпорациях является ключевой среднесрочной тенденцией, которая должна быть принята во внимание  при разработке мер государственного регулированияю

Усиление государственного контроля в корпорациях

В 2000 г. тенденция к укрупнению находящихся под контролем государства структур и консолидации государственных пакетов акций под эгидой холдингов стала наиболее очевидной (дочерние компании "Роснефти", предприятия ВПК – концерны "Антей" и "Алмаз", спиртовой холдинг "Росспиртпром", объединение в корпорацию всех структур по производству и торговле ядерным топливом, объединение всех АЭС в энергогенерирующей компании на базе "Росэнергоатома" и др.). Можно предположить, что стратегической задачей является сохранение (формирование) в каждой из важнейших отраслей не менее одного государственного "центра силы", сформированного из остающихся в собственности государства фрагментов: государственные унитарные предприятия (ГУП) и пакеты акций.

Собрания акционеров в 2000 г. в ОАО "Газпром", РАО "ЕЭС России" и ОАО "Аэрофлот" также продемонстрировали стремление федеральной власти ужесточить контроль на основе корпоративных процедур. Так, 10 из 15 членов совета директоров РАО "ЕЭС России" представляют государство; 6 представителей государства в совете директоров "Аэрофлота" получили свыше 50% голосов акционеров; государственная нефтяная компания "Роснефть" может стать монополистом в представлении интересов государства в соглашениях о разделе продукции.

Усиление государственного контроля посредством формирования крупных холдингов и расширения представительства государства в компаниях связано с целым рядом объективных факторов: потребности технологической интеграции, создание более крупных конкурентоспособных структур на международном рынке; усиление давления на предприятия с точки зрения бюджетных платежей. В то же время эти меры остаются единичными на фоне общего кризиса системы управления государственным имуществом. Возможно, поэтому решения об укрупнении и слиянии государственных активов кажутся наиболее простыми.

Явная тенденция к ужесточению государственного контроля через укрупнение хозяйственных структур в определенном смысле идеологически проецируется и на частные компании. Как уже отмечалось выше, создание в 2000 г. крупнейшего алюминиевого холдинга “Российский аллюминий” на основе двух ранее конкурировавших частных групп вряд ли было возможно без санкции государства на высшем уровне, предполагающей абсолютную прозрачность a priori, в том числе в отношении реальных владельцев и бенефициаров финансовых потоков.

Видимо, можно говорить о наличии альтернативного стратегического подхода, основанного на использовании отдельных частных компаний (групп) как "довере