Ну почему Россия не Гонолулу!

Юрий Федораев
Sun Jan 7 06:49:30 2001
Насколько оригинальны идеи изложенные А.П.Паршевым в книге "Почему Россия не Америка"? Спасибо!
Из гостевой книги ИЭПП

Ответ экономистов, уставших от поучений дилетантов

В 2001 году издательством «Крымский мост – 9Д» была опубликована книга А.П.Паршева «Почему Россия не Америка». К сожалению, информацию об авторе в книге найти не удалось (наверное, по соображениям конспирации от агентов мирового империализма). Однако о своих амбициях он заявляет на первой же странице, рекомендуя книгу в качестве начального курса экономики для министров финансов, министров экономики, директоров институтов проблем экономики переходного периода. Если бы круг читателей этого произведения ограничился теми людьми, к которым относится эта рекомендация, оно, скорее всего, осталось бы лишь поводом для анекдотов и не потребовало дополнительного внимания. Но, к сожалению, книга расходится достаточно бойко и может сбить с толку многих, давая иллюзорный выход для тех, кто неуютно чувствует себя в рыночных реалиях, и политическую платформу для стремящихся подзаработать на возможности «тащить и не пущать». Поэтому, не будучи ни директором, ни министром, я считаю своим долгом попытаться пробиться сквозь странную смесь экзотических взглядов, ругани на грани нецензурной, длинных отступлений  «не по делу» и описания реальных экономических проблем, что в совокупности и представляет собой данная книга. Может быть, кому-то из читателей это поможет отделить зерна от плевел и немного приблизиться к пониманию реальной ситуации, в которой оказалась наша страна.

1. А стоит ли вступать в дискуссию?

«Я излагаю здесь простые, легко проверяемые вещи, не требующие для понимания (да и написания) особого ума».
А.П. Паршев

А, может быть, все-таки не стоит? Книга написана в стиле, который в столь любимые автором доперестроечные времена назывался «письма трудящихся». Ими были завалены все академические институты, и отвечать на них было сущим наказанием для младших научных сотрудников. Отличительные признаки жанра: автор считает себя специалистом во всех вопросах, от валютной политики Аргентины до сравнения военных стратегий Наполеона и Кутузова; точно знает, что он единственный, кто точно знает абсолютно верные рецепты решения стоящих перед страной экономических проблем; а также совершенно уверен, что все кто пытались это сделать до него – полные недоумки, и стремление разобраться в их подходах – пустая трата времени. Так что комплекс первооткрывателя велосипеда налицо – и общеупотребительная терминология для нас не указ, и факты нам не обязательны, да и доказательства не особо нужны. Зачем все это, когда абсолютная истина найдена, конец истории наступил и остается только воздать хвалу автору столь замечательной работы. Сомнения, размышления, попытки найти слабые места в собственных рассуждениях – это не для писем трудящихся. Да и зачем сомневаться, когда можно опереться на столь безусловные авторитеты, как редактор газеты «Дуэль» Ю.И. Мухин.

В данном случае ситуация усугубляется весьма специфическими идеологическими взглядами автора. Берия и Каганович для него – рачительные хозяева страны, а Сталин – еще и грамотный и последовательный рыночник. Особенно восхищается господин Паршев тем, как здорово экономисты при Сталине регулировали соотношение спроса и предложения, не допуская ни перепроизводства, ни избыточной денежной массы. Правда, почему-то не уточняется, куда девались миллионы «лишних» потребителей, в данную систему регулирования, как видно, не вписавшихся. Впрочем, автор на полном серьезе пытается нас уверить, что лесозаготовками тогда занимались крестьяне в свободное от основной работы время (честно, это не моя фантазия, это на странице 352)!

И уж точно не требует ответа та смесь грязи, ругани, статей Уголовного Кодекса и медицинских диагнозов, на которой изъясняется автор, характеризуя современных российских реформаторов. Ну, обругали вас нецензурно на улице – что же, в милицию бежать жаловаться? Наплевать и забыть. Тем более что обвинения автора больше говорят о нем самом, чем о столь ненавистных ему демократах. Чего стоит, например, такой пассаж: «И еще одна странность, связанная с внешностью реформаторов. Приходилось слышать, в том числе и от опытных врачей, что поведение некоторых реформаторов объясняются «клиникой». Симптомы есть, это верно… Многие ведущие «реформаторы-экономисты» отмечены явной печатью. Что творится у них в головах, просто страшно представить» (с.192-193). А ведь кое-кто из молодых читателей может и не понять, с чего вдруг в книге по экономическим вопросам автор так увлекся не критикой воззрений своих оппонентов, а проблемой их облика. А все очень просто: скучает, скучает господин Паршев не только по рынку образца тридцать седьмого года, но и по брежневским психушкам для инакомыслящих. Брежнев у него тоже среди этих, рачительных хозяев, одних патронов заготовил на три Отечественных войны (не верите – проверьте, страница 222).

Да и тот развязно-псевдонародный стиль, в котором написана книга, не настраивает на серьезную дискуссию. «Лохотронщики из МВФ», «попутный лом тебе в спину» – это еще не самые впечатляющие образцы стиля, на котором изъясняется автор. И воровским жаргоном не брезгует, и откровенная пошлость его не пугает. В общем, книжка, конечно, на любителя.

И все же есть в книге одна проблема, которая не позволяет просто так отложить ее в сторону. Автор утверждает, что ход российских реформ был неправильным не просто по идеологическим соображениям. По его мнению, российская экономика в принципе неконкурентоспособна, поскольку климатические условия и расстояния в нашей стране таковы, что издержки на производство всегда будут выше, чем в других странах мира. Тем самым причины нашей неконкурентоспособности неустранимы. И производимая в России продукция при продаже по мировым ценам может принести только убыток, а потому никакие инвестиции в нашу экономику вкладываться не будут. Более того, открытие мировому рынку приведет лишь к экономической катастрофе, полному краху экономики. Такой вот у господина Паршева неутешительный диагноз. А потому прямой нам путь в отсталые страны, неспособные вписаться в мировую экономику – попутный лом в спину господин Паршев нам точно обеспечит.

Не стоит отмахиваться от этих аргументов. Действительно, средняя температура, при которой производится продукция в России (в мировой экономической науке придумали уже и такой показатель, но господин Паршев о нем не знает), намного ниже, чем в других странах, в том числе и относящихся к северным. Но следуют ли из этого такие трагические выводы? И неблагоприятным ли климатом объясняется в первую очередь инвестиционная непривлекательность России? Попробуем разобраться. Причем, с учетом уже отмеченных выше особенностей автора, придется сначала рассмотреть приводимые им доводы, а потом уже обсуждать проблему по существу. 

2. В каком учебнике искать мировой рынок?

«Такое определение не очень научно…».
А.П. Паршев

Чтобы что-то анализировать, для начала нужно договориться, что мы анализируем. Надо отдать должное господину Паршеву – он очень любит определения. Только не дай бог использовать какой-нибудь термин в соответствии с общеупотребительным значением – да ни за что! Так что капитализм у него не имеет никакого отношения к частной собственности; владелец ресурсов – тот, кто их потребляет… и так далее, и тому подобное. Но не будем стараться объять необъятное – остановимся только на тех определениях, которые нужны для анализа конкурентоспособности.

Кстати, с самой конкурентоспособностью все тоже достаточно непонятно. Похоже, что для России ее определение совсем не то, что для других стран. Вот если в Малайзии собирают японские телевизоры или германские фотоаппараты – это показывает ее более высокую конкурентоспособность. А если в России – так это не конкурентоспособность, это влияние таможенного законодательства. Потребляют США большую часть произведенной на ее территории продукции – и хорошо. А в России – ни-ни, будьте добры вкладывать иностранные инвестиции только в производство на экспорт. Тем более, что, по мнению господина Паршева, емкость внутреннего рынка у нас невелика – от 5 до 10 млрд. долларов - и измеряется разницей между экспортом и импортом (с. 32). Немного (этак примерно раз в десять-пятнадцать) просчитался здесь уважаемый автор – забыл такую малость, как товары, производимые и покупаемые в самой России. Причем сюда входит и продукция отечественных производителей, и расположенных в России филиалов иностранных фирм. Ведь и сам господин Паршев сокрушается: «Трагизм ситуации в том, что россиянин много ест» (с.89). Так это ж не трагизм, это емкость внутреннего рынка! В 2000 году только розничный товарооборот составил порядка 80 миллиардов долларов. За этот рынок инвестор и борется.

Но нет, так не пойдет. Такую конкурентоспособность нам господин Паршев не разрешает. Оказывается, предполагалось (интересно, кем?), что мы должны стать фабрикой для всего мира. И инвестиции (обязательно иностранные!) должны были обеспечить развертывание в нашей стране  производства такой продукции, которая будет продаваться на мировом рынке и увеличивать поступление валюты в страну. «Ради этого все начиналось!» (с.25). Вот так, не больше и не меньше. Реформы начинались ради увеличения притока в страну иностранной валюты. Пожалуй, этот пассаж можно было бы оставить без комментариев, если только уважаемый автор в какой-то момент не перепутал российские реформы с китайскими специальными экономическими зонами. Зоны то ему как-то ближе.

Не лучше обстоит дело и с определением того мирового рынка, на котором Россия конкурирует с другими странами. Здесь, совсем уж не к месту, автора вдруг потянуло на теорию. Похоже, что он прочитал, все-таки осилил, первые главы какого-то простенького учебника по экономике. Во всяком случае, добрался до понятия совершенной конкуренции, и оно ему очень понравилось. Но, конечно, без творческой переработки и здесь не обошлось. В результате читаем: «Под свободным мировым рынком понимаем ситуацию, когда товары и капиталы могут свободно перемещаться по всему миру, валюты свободно конвертируются, пошлины на границах невелики, или вообще ни пошлин, ни границ нет, и предприятия, независимо от формы собственности, торгуют самостоятельно» (с.34). Но и этого мало. Оказывается, чтобы уж мировой рынок был совсем правильным, «если батон белого хлеба можно купить в США за доллар, а у нас в стране за 5 рублей, то и обменный курс поддерживается – доллар за пять рублей». Другими словами, соотношение валютных курсов должно соответствовать паритету покупательной способности (определяющемуся, конечно, не только по цене батона хлеба, а по набору товаров) [1] .

Стойте, стойте, давайте разберемся. Либо вопрос о конкурентоспособности России рассматривается как чисто теоретическая конструкция, в рамках рынка, которого никогда не было и не будет. Тогда мы закрыли книгу и пошли жевать бутерброд с российской докторской колбасой. Либо это – реальная проблема реальной жизни. Тогда при чем тут «без пошлин и без границ», и зачем нам паритет покупательной способности - показатель хотя и неплохой, но чисто расчетный и использующийся в аналитических целях? Зачем нам нужно подменять реальный мировой рынок непонятной теоретической конструкцией? А все затем же – чтобы без проблем доказать полную и окончательную неконкурентоспособность российской экономики. Но об этом – дальше.

3. Об использовании данных, хороших и разных

«Смутно помню, что где-то читал…».
А.П. Паршев

С чем в книге уж совсем плохо, так это с данными, подтверждающими выдвинутую гипотезу. Основной способ обоснования – «встречал я утверждение», «я об этом не читал официальных сообщений, но слух достоверный», «по свидетельствам знающих людей», «но вот слышал, что представитель фирмы Самсунг в России получает якобы существенно больше». В работе, вышедшей в 2001 году, автор без зазрения совести пользуется цифрами, относящимися к 1992-1994 годам. При этом признается, что доступная информация ненадежна, а все приводимые в книге данные – приблизительные. Если же вдруг появляется информация, не вписывающаяся в предлагаемую интерпретацию, автор прибегает к помощи Станиславского: «Не верю!».

Но давайте попытаемся посмотреть на те данные, которые все же используются автором. Доказывают ли они что-нибудь, а если доказывают, то идеи ли господина Паршева? Вот, например, таблица, отражающая затраты на выпуск продукции стоимостью 100 долларов в различных странах. Для господина Паршева она настолько важна, что в книге он ее приводит дважды, на страницах 118 и 291. Действительно, ведь по его мнению эта таблица доказывает, что производство продукции ценой в 100 долларов стоит нам 253 доллара. Куда уж убедительнее! Только посмотрим повнимательнее, так ли это.

ЗАТРАТЫ НА ВЫПУСК ПРОДУКЦИИ СТОИМОСТЬЮ 100 ДОЛЛ. (1995 г.)
(в долларах США, рассчитано по паритетам покупательной способности валют)

Вас, уважаемый читатель, ничего в этой таблице не смущает? Ну конечно, смущает! И даже господина Паршева смущает, «как это итальянцы, затратив 111 долларов, продают продукции на 100 долларов» (с. 118). А также англичане, немцы, французы… Но прочь смущение! И дальше автор оперирует этими данными без всяких оговорок, ничуть не задумываясь над обнаруженными несообразностями. А надо бы. И если не задуматься, то хотя бы посмотреть на заголовок таблицы. Вот-вот, опять та же проблема – «рассчитано по паритетам покупательной способности валют». Да нет на мировом рынке никаких паритетов покупательной способности, есть реальные валютные курсы! Поэтому не продает Италия за 100 долларов продукцию, произведенную за 111, просто курс лиры (а теперь евро) отличается от паритета покупательной способности. Попробовали сделать евро равной доллару – не получилось. Но до этой главы учебника господин Паршев явно не добрался.

Чем же нас порадует Россия, если от чисто расчетных показателей мы перейдем к экономическим реалиям? Для начала совершенно очевидно, что ситуация до и после девальвации 1998 года в этой области радикально различается. Так, отношение валютного курса к паритету покупательной способности на конец 1997 года оценивалось как 1,35, а на первый квартал 1999 года – примерно в два раза выше. То есть, если в любимую таблицу господина Паршева вместо паритета покупательной способности подставить значение валютного курса, получится, что российские товары в 1999 году были не менее конкурентоспособны, чем американские! Нет, вы не подумайте, что это я делаю такой вывод: все используемые данные исключительно оценочные, да и вообще измерение «средней конкурентоспособности по больнице» особого смысла не имеет. Это так, чтобы показать, что с цифрами надо аккуратнее обращаться.

4. Что же на самом деле?

«Все или кончается, или отвалилось вместе  с Назарбаевым, или дорого добывать».
А.П. Паршев

На самом деле все не так просто и однозначно, как кажется господину Паршеву. Да, действительно, климатические условия в нашей стране не простые, и это отрицательно сказывается на конкурентоспособности российской продукции. Но это – лишь один из факторов. И уважаемый автор, сам того не замечая, доказывает это абсолютно однозначно. Посмотрите на приведенный им список стран с наиболее благоприятными климатическими условиями: Иордания, Кипр, Таиланд, Малайзия, Зимбабве, в Европе – Испания. На рекламу туристической фирмы, пожалуй, тянет, а вот на список мировых промышленных лидеров – никак. Почему, если в Испании издержки производства изначально были ниже, пионером и лидером промышленной революции стала Англия?

Ну, над этим вопросом господин Паршев пусть подумает, мы к нему после вернемся. А пока  поговорим о конкурентоспособности. И здесь я рискую разочаровать своих читателей. Непонятная это вещь, конкурентоспособность, очень плохо определяемая. Вот сейчас многие тома  написаны, чтобы объяснить «японское чудо». А кто заранее предполагал, что небольшое островное государство, где ни территории, ни ресурсов, только океан вокруг да вулканы дымятся, вырвется в мировые лидеры? Да никто. Это уж потом много всяких факторов придумали (хотя посмотришь повнимательнее – и до сих пор непонятно, от своих знакомых японцев я слышала объяснения, весьма далекие от официальных версий). Так что, как говорит один мой коллега (тоже господином Паршевым в своей книге тихим добрым словом не обойденный), если Россия совершит экономический прорыв, то объяснять его причины будут экономические историки будущего.

Кстати, именно потому, что экономические чудеса (впрочем, как и любые другие) возникают неожиданно и обычно там, где их не ждут, следует очень осторожно относиться к любым предложениям о государственной поддержке тех или иных отраслей нашей экономики для повышения конкурентоспособности России. Ошибиться здесь очень просто, а цена может быть весьма высока: реальные ростки экономического чуда просто зачахнут, не сумев распуститься в неблагоприятной экономической среде. И придется в итоге для самооправдания апеллировать к неблагоприятным климатическим условиям.

Так что можно долго спорить, станет ли базой для экономического прорыва в России квалифицированная и относительно дешевая рабочая сила, потенциал созданных в военно-промышленном комплексе высоких технологий или обеспеченность ресурсами. Действительность все равно может нас удивить (а может и не удивить, если прорыва все-таки не будет). В любом случае аргументы, приводимые господином Паршевым в пользу отсутствия в России конкурентных преимуществ, достаточно невнятны и не выдерживают критики.

Возьмем, например, проблему стоимости рабочей силы в России. Если верить уважаемому автору, она у нас обязательно должна быть выше, чем в более теплых странах, поскольку телогрейка дороже футболки, а каменный дом – тростниковой хижины. Ну нельзя же так! С тех пор, как людям для удовлетворения своих потребностей стало недостаточно двух шкур и куска мяса мамонта, заработная плата, все же, – категория не физиологическая, а социальная. Поэтому не будем заниматься спекуляциями, посмотрим на цифры. Не нравится господину Паршеву сравнение с заработной платой американского рабочего – не будем. И с японцами не будем. А как насчет того, что стоимость человеко-часа на российских заводах черной металлургии в 12-15 раз ниже, чем в Бразилии и Корее? Если же в целом, то по уровню оплаты труда Россия в мировой иерархии занимает примерно 45 место. Ничего хорошего в этом, естественно, нет. Но отрицать очевидное только потому, что это противоречит вашей концепции – не самый подходящий способ аргументации.

И совершенно бессмысленно представлять себе, вслед за господином Паршевым, ситуацию конкурса рабочих разных стран за какое-то неопределенное рабочее место, в котором российский рабочий якобы изначально проигрывает [2] . В каждом регионе складывается своя специализация, навыки, привычки. И если в Китае более конкурентоспособные швеи, а в Турции – строители, это вовсе не значит, что то же самое можно сказать о металлургах или программистах.  Сам же автор справедливо отмечает, что непросто переучить конструктора танков на конструирование посудомоечных машин, и его продукция нескоро сможет конкурировать с машинами, которые разрабатываются уже сорок лет. Потому что в любом деле есть технологические школы, традиции. Все верно, и не только для России, но и для любой страны мира.

5. Бегство за капиталом

«Вывезенные из России капиталы… вернутся в Россию… разве что под конвоем, а наш конвой туда не пустят».
А.П. Паршев

Но ведь господин Паршев прав, говоря о бегстве капиталов из России, о нежелании иностранных инвесторов вкладывать деньги в нашу промышленность. Если виною не климатические условия, тогда что же? Ведь в книге все так красиво описано: и как инвестор издержки считает, и как по каждой статье мы неизбежно проигрываем более теплым странам.

Никто и не спорит с тем, что инвестор, вкладывая деньги в производство, оценивает его перспективы. Только вынуждена огорчить уважаемого автора – пользуются они при этом не «Положением о составе затрат по производству продукции (работ, услуг)», даже слегка пересмотренным в 1992 году. И, наряду с издержками на изготовление продукции, оценивают множество разных факторов, до которых автор, судя по всему, учебник экономики также не дочитал. Среди них не последнее место занимают так называемые трансакционные издержки или страновые риски. Что это такое, попробуем объяснить на примере.

Возьмем столь любимые господином Паршевым инвестиции в промышленность. Решил инвестор построить колбасный завод, просчитал все рекомендованные автором издержки… А в середине строительства вдруг выяснилось, что для его завершения нужно еще 15 справок и 22 разрешения, из которых половину все равно получить невозможно, поскольку абсолютно обязательные (но нигде формально не зафиксированные) правила строительства уже безнадежно нарушены. Конечно, если договориться с некоторыми лицами… И затраты автоматически возрастают на цену договоренности. Наконец завод построен, начинает производить продукцию. И сразу появляются новые лица, предлагающие поделиться получаемыми прибылями и обещающие в противном случае большие неприятности. Неприятности инвестору не нужны, и затраты продолжают расти. А еще через  месяц губернатор запрещает вывоз колбасы как стратегического продукта за пределы области, и объемы выпуска приходится сократить в три раза. Чтобы завершить этот сценарий катастроф, можно предположить, что выглядевший вполне респектабельно основной поставщик мяса, с которым заключен договор и произведена предоплата, вдруг куда-то бесследно исчезает. А когда инвестор начинает задавать вопросы, собеседники отводят глаза и переводят разговор на другую тему. И, заметьте, мы вообще не принимали во внимание сюрпризы со стороны федеральных властей: новые законы, новые налоги, новые проверяющие инстанции. Вот и задачка для господина Паршева: даже если такая ситуация складывается не в России, а в Гонолулу, пойдет ли туда инвестор, соблазнившись низкими издержками, или побежит без оглядки в менее теплые, но более стабильные страны?

Кстати, помните вопрос про Англию и Испанию? Так вот, в Испании разрешалось прогонять скот через крестьянские посевы, невзирая на право частной собственности. А в Англии частную собственность очень уважали, особенно после буржуазной революции, произошедшей аж в 17 веке. Выводы делайте сами.

Но вернемся к нашим баранам, то бишь издержкам. По науке трансакционными издержками называют затраты на обеспечение прав собственности и выполнения контрактов. Сюда же включаются издержки на получение достоверной информации, что в современных условиях приобретает ключевое значение. И все это считается очень важным для оценки инвестиционной привлекательности страны. Высокие трансакционные издержки – прямой путь к экономической отсталости. «При наличии слабо защищенных прав собственности, недостаточного претворения законов в жизнь, наличия барьеров для вхождения в рынок, монополистических ограничений, фирмы, стремящиеся к максимизации прибыли, склонны избирать краткосрочную стратегию и эксплуатировать небольшой основной капитал, а также сохранять малые размеры. Самыми выгодными занятиями становятся торговля, перераспределение или операции на черном рынке. Крупные фирмы с большим основным капиталом могут существовать только под покровительством правительства, пользуясь субсидиями и тарифной защитой и выплачивая обществу определенную компенсацию. Такое сочетание вряд ли может способствовать эффективности производства». Как про нас написано. Но не про нас, а вообще, и заметьте, ни слова о суровом климате. Все объяснимо и так. Пользуясь неповторимыми выражениями уважаемого автора, эта мысль (в данном случае, к счастью, не господина Паршева, а нобелевского лауреата Дугласа Норта), пожалуй, вполне заслуживает наименования закона.

6. Какое там у нас тысячелетье на дворе?

«Китай, это уже очевидно, победил Запад в экономическом соревновании». 
А.П. Паршев

В наше время все любят говорить о постиндустриальной эре, об информационном обществе. Только не наш уважаемый автор. От книги так и веет индустриализмом. Кажется, со страниц вот-вот начнут соскакивать прокатные станы и сталеплавильные печи, а огромные цеха с бесконечными конвейерами заполонят все окружающее пространство. И это неудивительно. Господину Паршеву очень уютно в индустриальных реалиях, в них наиболее удобно демонстрировать важность климатических факторов. Поэтому к развитию сферы услуг он относится с большим подозрением, а о новых постиндустриальных тенденциях в мировой экономике вообще предпочитает умалчивать (а может быть, просто не знает?).

Ведь что такое постиндустриализм, если в нескольких словах. Это когда для конкурентоспособности страны эффективность программиста за компьютером важнее эффективности рабочего за конвейером. Ну можно, конечно, сказать, что у нас программист ест больше и для отопления его офиса нужно больше энергии. Но звучит как-то уж очень неубедительно. Тем более, что если швея в жарком климате как-нибудь пальмовым листом обмахнется или же полдня проспит под тенистым деревом (есть в жарких странах такое понятие – сиеста, тоже для производительности труда не очень полезное начинание), то уж программист точно без кондиционера – не работник.

Ключевой фактор успеха в постиндустриальном мире – человеческий капитал, другими словами, вложения в человека, его обучение, квалификацию, условия его жизни. И здесь, рискуя огорчить господина Паршева, все же придется признать, что Россия обладает вполне ощутимыми потенциальными конкурентными преимуществами. Судите сами: при заработной плате, сопоставимой с развивающимися странами, мы до сих пор имеем одну из самых эффективных в мире систем образования, качество российских инженеров и ученых признано в мире одним из позитивных факторов нашей конкурентоспособности. А в столь любимых господином Паршевым теплых странах не только показатели образованности населения в среднем в два раза ниже, но и задача ликвидации неграмотности еще до конца не решена (в Таиланде неграмотно 8% взрослого мужского населения, в Бразилии – 17%, в Малайзии – аж 22% /Гайдар, т.2, с.517/).

Постиндустриальные реалии позитивно влияют на конкурентоспособность России и с другой точки зрения. Производство все более дифференцируется, индивидуализируется, подстраивается под конкретных потребителей. А потому роль непосредственного сопоставления издержек относительно снижается, а значение оригинальных технологических решений, хорошей организации сервиса, грамотного маркетинга существенно возрастает. Конечно, в России специалисты по маркетингу, согласно господину Паршеву, больше едят… Но и тут можно найти выход: для экономии издержек придется нанимать молодых женщин, заботящихся о своей фигуре.

Почему потенциальные конкурентные преимущества России до сих пор не реализуются на практике – другой разговор. И разговор, уже частично состоявшийся (помните бедолагу-инвестора с его колбасным заводиком?). Но вполне возможно, если «экономическое чудо» в России все-таки случится, оно будет связано именно с новыми, постиндустриальными тенденциями, где страны третьего мира в большинстве своем нам не конкуренты. Прямо лозунг хочется выдвинуть: «Развитые мозги за развивающуюся зарплату!»

7. Никто не виноват. Что делать?

«На границе ставить дядек с ружьями». 
А.П. Паршев

Но надо честно признать: в споре с уважаемым автором окончательно нас рассудит только история. А вдруг окажется, что мы не правы, и, не услышав господина Паршева, упустили возможность что-то радикально улучшить в нашем экономическом бытии? Приглядимся повнимательнее, какие же практические выводы вытекают из поставленного господином Паршевым диагноза.

Собственно, при всех оговорках вывод один – в максимальной степени отгородиться от мирового рынка. Причем автор не питает иллюзий по поводу последствий для своих сограждан, но, с его точки зрения, цель оправдывает средства: «И тогда волей-неволей (голод не тетка) потребитель потянется к отечественному производителю, и тот начнет копить столь необходимые ему инвестиции» (с. 156). Просьба не жаловаться – «Время свободного выбора кончилось, началось время «принудиловки»» (с.250). Не знаю как вы, а я и мои знакомые, вообще-то, и сейчас во многих случаях предпочитаем отечественные продукты импортным. И российская пищевая промышленность, вроде бы, на подъеме. Так что, может быть, так сразу морить голодом горячо любимых господином Паршевым россиян и не надо? Но это к слову.

Особенно беспокоит автора вывоз за границу невозобновляемых ресурсов, таких как нефть и газ. А ну как самим не хватит? А если завтра война? И вообще: «Ведь что такое что-то «продать»? Это значит – отдать чужому дяде или свои ресурсы, или свой труд. А зачем нам это нужно?» (с.280).

Господин Паршев живет в мире, где все до отвращения неизменно. Ни тебе научно-технической революции, ни глобальных экономических изменений. Является сегодня нефть стратегически важным ресурсом – значит, так будет и через сто лет, и через тысячу. Не знаю уж, знаком ли с этой байкой уважаемый автор, но в начале 19 века такие же любители катастрофизма, как он сам, подсчитали, что при продолжении экономического роста, требующего все больше лошадей, скоро вся земля будет покрыта толстым слоем навоза. Человечество их разочаровало – пересело на автомобили. Так что не будем слушать господина Паршева – обратимся к мнению столь им уважаемых «знающих людей».

Вот арабские шейхи тоже очень озабочены. Только совсем не тем, чем господин Паршев. «У меня нет иллюзий, и у меня есть уверенность, что через пять лет произойдет резкое падение цен на нефть. А через тридцать лет проблема нефти вообще перестанет существовать, не будет покупателей» (Эксперт, 2001, № 38, с. 21). И это не просто слова, а прогноз фактического создателя ОПЕК, шейха Ахмада Заки Ямани. Ну как, вам все еще хочется оценивать перспективы на ближайшие сто лет? И лишать страну вполне реальных доходов, чтобы оставить нашим детям ресурсы, которые, вполне возможно, никому не будут нужны? Помните умную Эльзу? Вряд ли стоит отдавать формирование экономической политики в руки ей подобных.

Но еще более увлекательным становится повествование, когда господин Паршев пытается обучить непутевых экономистов не только что делать, но и как делать. Здесь можно просто приводить цитаты, вообще без комментариев: «надо, чтобы каждый работник постоянно держал в уме простую мысль: купит ли кто-нибудь сделанное им?» (с. 228); «в правильной экономике все решения по перемещению капитала наше общество должно в идеале принимать в обстановке "круговой поруки"» (с.229); «любой вывоз (имеется в виду, за границу) будет осуществляться на основе консенсуса между административными структурами и органами народного представительства» (с. 321); «придется придумывать пригодные для нас формы собственности» (с. 390). Взопрев от натуги, автор с удивлением вынужден признать: «Я не могу утверждать, что так же хорошо понимаю перспективу, как текущую ситуацию…» (с. 231), но тут же готов бесшабашно машет рукой – «это уже детали, все это решаемо, было бы желание»! Конечно, решаемо, если принуждать покупать производимые товары угрозой голода, а за отсутствие консенсуса организовать что-нибудь еще более впечатляющее.

Но даже господин Паршев понимает, что ограничиться таким детским лепетом просто неприлично. И вот постепенно, сначала тихо, а потом все более уверенно, рядом со словом "общество" появляется весьма си