Вводная лекция по курсу микро- и макроэкономики

Курс микро- и макроэкономики базируется на современной экономической теории, выросшей из описания экономической практики современных развитых рыночных экономик. Первая классическая работа, открывающая современную экономическую теорию, это книга Адама Смита "О причинах и природе богатства народов". Она вся пронизана духом Англии XVIII века, очевидна ее ориентация на специфические английские институты.

Я рекомендовал бы Вам по курсу микро- и макроэкономики два учебника: учебник Х.Вэриана по микроэкономике и Р.Дорнбуша и С.Фишера - по макроэкономике. Эти книги, особенно учебник Дорнбуша и Фишера, ориентированы на современные экономические реалии и историю США. Для тех, кто вырос в развитых рыночных экономиках, в этих книгах много очевидных вещей, поскольку они описывают ту экономическую практику, с которой люди сталкиваются всю жизнь. Для российского читателя все далеко не так очевидно.

Адам Смит писал в свое время, что для богатства народов нужны две вещи: мир и легкие налоги. На самом деле нужно гораздо больше, просто некоторые вещи казались ему абсолютно естественными. Например, казалось очевидным, что права частной собственности четко определены, зафиксированы и могут быть защищены, что контракты исполняются, налоги носят упорядоченный, а не произвольный характер и т.д. Все это казалось ему естественным и не нуждающемся в доказательстве. На самом деле это далеко не так для очень многих стран мира, включая и Россию.

Масса вещей, которые казались и кажутся людям, выросшим в развитых рыночных экономиках, совершенно естественными, абсолютно не являются таковыми для многих других экономик и экономических систем. И для России, которая в ХХ веке прошла через период крупномасштабного социалистического эксперимента с нерыночной экономикой и которая сегодня в огромной степени испытывает его последствия, многие закономерности, характерные для развитых рыночных экономик, просто не действуют, или действуют в другой форме.

Поэтому, прежде чем перейти к изложению стандартного курса микро- и макроэкономики, я попытаюсь показать, как возникает сама система рыночных и частных механизмов, и как она связана с явлением современного экономического роста, какие вызовы этот современный экономический рост ставит перед странами, где не сложилась система частных и рыночных институтов, в чем природа социализма как крупнейшей аномалии в экономическом развитии последних веков.

Мы в последнее десятилетие так привыкли к картине радикально меняющегося экономического мира, высоких темпов развития, что кажется, что современный экономический рост, при котором темпы увеличения валового внутреннего продукта существенно превышают темпы роста населения, - это естественная характеристика экономического процесса. Между тем, это не так. Современный экономический рост (термин ввел лауреат нобелевский премии Саймон Кузнец), то есть рост производства, превышающий темпы роста населения, - новое явление в мировой экономической истории.

Экономическое развитие имеет длинную историю, но обычно оно шло при темпах роста производства, примерно соответствующих темпу роста численности населения. Если на основе имеющихся данных, например, по производству зерна на душу населения, сравнить уровни жизни в Ханьском Китае, Римской Империи I-II веков, Англии XV века или Китае XIX века, то выяснится, что эти общества имеют очень близкие уровни доходов населения и валового внутреннего продукта на душу населения. В каждом из этих обществ около 90% населения живет в деревне и занято в сельском хозяйстве, подавляющая часть населения неграмотна, доля сбережений низкая. В каждом из этих обществ возможности государства к мобилизации доходов населения ограниченны, внешняя торговля не развита. Там высокий уровень смертности и рождаемости, низкая продолжительность жизни. То есть эти общества при всех огромных географических, культурных и прочих различиях наделены массой общих черт. Главная их них, - это устойчивость социальной структуры, которая позволила таким обществам просуществовать века и тысячелетия.

Только с конца XVIII века начинается процесс бурных и взаимосвязанных изменений, который охватывает все базовые характеристики жизни общества.

На протяжении короткого периода времени, буквально в несколько десятков лет, в массе стран происходят изменения, которых не было на протяжении столетий и тысячелетий. На смену прежней устойчивости приходит современный экономический рост, в рамках которого совершаются радикальные изменения всех сторон жизни соответствующих стран. Меняется основная сфера занятости населения: из сельского хозяйства в промышленность, а затем в сферу услуг. Меняется форма проживания: городское население резко увеличивается за счет сельского. Начинается быстрый рост душевого валового внутреннего продукта, увеличивается доля сбережений, растет уровень грамотности, резко повышается доля внешней торговли в валовом внутреннем продукте, начинается рост доли валового внутреннего продукта, который перераспределяется через государственный бюджет. Резко падает смертность при высокой рождаемости, начинается быстрый рост населения, потом рождаемость и смертность стабилизируются на низких уровнях, увеличивается продолжительность жизни.

Происходят и крупномасштабные изменения в социально-политических формах организации общества. Если общества с валовым внутренним продуктом на душу населения до 800 долларов на человека в год в ценах 1990-го года, как правило, устойчивые, хотя и застойные авторитарные режимы, традиционные монархии, то общества с валовым внутренним продуктом свыше 5-ти тысяч долларов в год, как правило, современные, индустриальные общества с устойчивой демократией.

Есть, конечно, исключения. Можно найти среди очень бедных стран демократию или среди богатых стран авторитарный режим. Но в большинстве случаев все изменения: от сельского населения к городскому, от сельского хозяйства к промышленности, от низкой доли сбережений к более высокой, от авторитаризма к устойчивой демократии - происходят достаточно согласованно за очень короткий по историческим меркам период времени.

Между периодом, когда начинается процесс модернизации и периодом, когда общество обрело зрелость, оно проходит через период неустойчивых авторитарных режимов, молодых нестабильных демократий, крупномасштабных коллизий, потрясений, социальных революций.

Современный экономический рост уникален в экономической истории. Многие исследователи пытались найти примеры появления его признаков в исторической перспективе.

Нечто подобное современному экономическому росту можно обнаружить в Сунском Китае X-XI века. Здесь видны явные признаки быстрого роста объема производства, душевого потребления, производства зерна на душу населения и так далее. Этот экономический рост оказался прерван волной вторжений и завоеваний и так и не восстановился после них.

Современный экономический рост, промышленная революция по масштабу взаимосвязанных изменений сопоставима только с одним переходом в истории человечества, переходом гораздо менее известным, менее изученным, гораздо более растянутым по времени, но, вместе с тем, также включавшем комплекс взаимосвязанных и масштабных изменений. Этот переходный процесс называется неолитическая революция. Это переход, связанный с изменением основной сферы деятельности: от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству. В способе жизни: от бродяжничества к оседлому поселению. В социальной структуре общества: от эгалитарной общины к стратифицированному аграрному обществу. В культурном развитии - изобретение письменности.

После неолитической революции формируется структура аграрного общества, которая при всех изменениях очень схожа во многих разновременных цивилизациях. Эта устойчивая социально-экономическая структура оказывается достаточно стабильной и, вместе с тем, малопригодной к крупномасштабным, быстрым инновациям и изменениям.

Что тормозило экономический прогресс в аграрных обществах и что было устранено в Европе накануне начала интенсивного экономического роста? Что было базой современного экономического роста (который явно начался из Северной Европы: из Англии, Нидерландов, потом распространялся дальше на Европу, США), что послужило истоком того гигантского перелома, когда от многовековой и многотысячелетней стабильности социальных институтов и их результатов, общество вдруг перешло к столь радикальным и быстрым изменениям?

Базовая структура традиционного аграрного общества - это крестьянин, который платит государству подушную подать и поземельный налог. За счет 85-90 процентов населения аккумулируются ресурсы, а потом разнообразными способами используются государственным аппаратом. Характерная черта в отношениях между крестьянином и государством - это подать, подушная и поземельная. Ее суть состоит в том, что она, во-первых, обременительна. Это важный элемент социальных отношений. Во-вторых, крестьянина о размерах подати никто не спрашивает, нет демократической процедуры, которая определяла бы сколько он должен платить. В-третьих, в силу очевидных проблем с выстраиванием эффективного государственного аппарата и ограничениями, накладываемыми низким уровнем развития, отношения между крестьянином-плательщиком и государством, как правило, не носят индивидуального характера. Они опосредованы механизмом круговой поруки и податной общины. Традиционному аграрному государству трудно дойти до каждого конкретного крестьянина, т.е. соотнести его объемы производства и налоговые обязательства. В наиболее примитивных формах налогообложение аграрных обществ носит характер дани. Так, если княгиня Ольга идет собирать дань с древлян, то величина этой дани зависит только от возможностей ее дружины. В рамках этой системы отношений нельзя говорить о гарантированной частной собственности.

Но и когда система налогового администрирования приобретает более развитый, упорядоченный и устойчивый характер, она все равно предполагает много элементов неиндивидуальных отношений. И в этом случае община, а не крестьянский двор, имеет некие налоговые обязательства и целиком отвечает за их выполнение. Как делится налоговое бремя между членами общины, это внутреннее дело общины. Такая система налогообложения возникла на Руси после татаро-монгольского нашествия и просуществовала в неизменном виде, пережив все реформы, до самого начала XX века.

Какие же последствия имеет такая система организации базовых социально-экономических отношений и структур аграрного общества? Если с землей связаны обременительные, меняющиеся по неопределенным правилам и вместе с тем нечетко обозначенные налоговые обязательства, то о частной собственности говорить не приходиться. В некотором смысле частная собственность для традиционного аграрного общества - это право не платить налоги или право на долю налогов.

Если государство переуступило часть своих прав мне, потому что я был полезен королю во время последнего переворота, значит, оно переуступило мне право на получение государственной доли или, как называл ее Маркс, налога-ренты над соответствующей территорией. Я могу дальше перепоручить часть своих прав и т.д. В этой связи собственность на землю для традиционных аграрных обществ всегда смешанная, нечастная. Земля является предметом перекрещивающихся прав. Я работаю на земле - она моя, я плачу подать барону, значит, она в некоторой степени его, он может ее продать, поменять. Если у меня есть некие обязательства перед государством, связанные с этой землей, значит она - государева. Либо государь может отнять ее у барона и отдать другому. Нечеткость в отношениях собственности - это характерная черта аграрных обществ. Можно представить, как это сказывается на создании стимулов к эффективным инновациям.

Сравним английского фермера XVIII века и русского крестьянина того же времени, даже не крепостного, а черносошного, государственного в рамках податной общины, выплачивающего налоги государству. Предположим, что тот и другой решили внедрить некую эффективную инновацию: новый плуг. Если английский фермер решил это сделать, он, во-первых, никому не должен докладывать о своем желании, земля принадлежит ему, он частный производитель на частной земле, либо арендатор с четко определенными правами и обязательствами. Второе, если он это сделал, и это оказалось эффективным, то у фермера не возникает дополнительных налоговых обязательств. Соответственно, его семья будет более богатой и обеспеченной, у фермера появляются дополнительные ресурсы для вложения в собственное дело. Если эта инновация эффективна, и фермер решил внедрять ее далее, то у него есть собственная земля, которую можно заложить в банке, получить там кредит, тем самым расширяя ресурсный поток.

Поскольку рынки эффективны и ресурсы неизбежно перераспределяются в пользу тех, кто может ими более удачно распоряжаться, у соседей возникает альтернатива: либо использовать ту же инновацию, либо раньше или позже разориться. Таким образом, четкие гарантии частной собственности и развитая система финансовых институтов рынка генерирует поток инноваций, (поскольку за этим стоят интересы миллионов людей), отбирает их по результативности и заставляет распределять ресурсы в пользу тех, кто сумел внедрить новшество, и исключает возможность сохранения неэффективных способов производств

Теперь представим, что та же самая идея пришла в голову российскому черносошному крестьянину в рамках податной общины. Он ее использовал и получил больше урожая. Что это значит? Это значит, что община переложила на него большее бремя по уплате налогов. Еще хуже, если об инновации станет широко известно. В этом случае налоговые обязательства всей общины могут быть увеличены, и тогда уж крестьянину-новатору несдобровать. О том, чтобы заложить землю в банке и использовать полученный кредит не может быть и речи, поскольку земля нечастная, она принадлежит общине и является предметом регулярных переделов. Неудивительно, что классической русской пословицей становится пословица: "Работа не волк, в лес не убежит". На самом деле она не имеет никакого отношения к национальной специфике - эта форма сдерживания интенсивного экономического роста вообще характерна для устойчивых структур аграрного общества.

Еще один пример того, как блокируется экономический рост, когда частная собственность и налоговые обязательства твердо не определены. Испанская корона регулярно, особенно в условиях войн, сталкивалась с проблемой денежного дефицита и была готова к самым разнообразным действиям для того, чтобы увеличить бюджетные поступления. Гильдия овцеводов Испании предлагает Короне крупную сумму денег за простое право беспрепятственного выпаса и прогона отар овец во время их сезонной миграции через частную землю крестьян. Корона гарантирует это право и получает крупные финансовые ресурсы. Можно себе представить, как это сказывается на стимулах к повышению качества земли, на эффективности и заинтересованности всех испанских крестьян во вложениях средств в собственную землю, когда на вполне законных основаниях несколько десятков тысяч овец в какой-то момент проходят через твою землю. Одно устойчивое, вполне понятное институциональное нововведение на столетия блокирует аграрное развитие целой страны.

Подобного рода институты для аграрных обществ являются естественными. Поскольку собственность во многом - это право не платить налоги или присваивать часть, полагающихся государству налогов, гарантии ее сохранения предельно уязвимы. В некотором смысле для традиционного аграрного общества собственность гарантированна до тех пор, пока у тебя есть позиции во власти. Частная собственность тесно слита с властью и нуждается в ее поддержке и защите. Без нее она уязвима и неустойчива. Отнимут власть - потеряешь состояние. Так как, еще раз подчеркиваю, собственность есть некие налоговые привилегии.

Именно этим определяется специфическая социальная динамика традиционных аграрных обществ, которая хорошо описывается династическим циклом. Лучше всего он прослеживается в Китае, но его следы можно найти и во многих других аграрных обществах. В предельно стилизованном виде династический цикл выглядит примерно так: внешний завоеватель, или сосед-соперник, или вождь крестьянского восстания устанавливают новый режим, основывают новую династию. Старая элита либо сметена, либо притеснена, усиливается контроль государства за распределением налога-ренты. Возникает сильное централизованное государство, обладающее мощными финансовыми ресурсами и проводящее энергичную завоевательную политику или политику крупных строительных работ.

Следующий этап. Чиновники, которые получили свои наделы за службу, начинают рассматривать их как вотчины, они наследуются, потом начинают продаваться. Контроль центральной бюрократии за распределением налога-ренты ослабевает. Доля ресурсов, которую контролирует государство, сокращается, а доля ресурсов, которая переходит в частные руки - растет. Идет приватизационный процесс, который отнюдь не является характерной чертой лишь XX века, а естественный элемент устойчивого развития любых аграрных обществ. Возникают острые финансовые проблемы, снижаются военные возможности, государство начинает хуже выполнять свои основные функции, в том числе и оборонительные. Раньше или позже приватизационный процесс приводит к тому, что финансовых ресурсов государства оказывается недостаточно для его нормального функционирования. Начинается период смут и беспорядков, которые, так или иначе, кончаются формированием новой династии, выросшей либо из внешнего завоевания, либо из крестьянского восстания. Все повторяется. Причем на каждом этапе династического цикла складывающаяся система отношений малопригодна для развития частной собственности. Когда государство сильное - частный собственник находится под жестким контролем власти, а когда оно ослабевает и начинается период смут и беспорядков о гарантии частной собственности вообще говорить не приходится.

Таким образом, устойчивость базовых, характерных отношений аграрного общества - важнейший фактор, который сдерживает процесс инноваций, блокирует интенсивное современное экономическое развитие.

В настоящее время система отношений, основанная на развитых рынках и частной собственности, настолько доминирует в мире, настолько кажется естественной, что даже не ставится под сомнение, что она может быть другой. Она выводится из природы человека, из естественного порядка вещей. На самом деле она во многом феноменальна и формировалась очень сложно на протяжении длинной исторической эволюции. Такая система отношений является продуктом специфичной эволюции европейского мира.

База отклоняющегося европейского пути лежит в архаической революции в Греции, когда впервые в истории человечества возникает очень необычная для аграрных обществ социальная структура, где нет жесткой иерархии власти, где сама община определяет основные направления своей жизни, где есть понятия о гражданских правах, где есть частная собственность, которая четко определена, признана законной и уважаемой. Несущая конструкция здесь прямо противоположна той, которая является несущей для традиционного аграрного общества. Граница проходит по вопросу: есть ли подушевой и поземельный налог. В Греции нет регулярного подушевого и поземельного налога, уплачиваемого свободными гражданами. Человек, который регулярно выплачивает поземельный налог, - это не свободный человек, не гражданин. Вообще, уплата поземельного налога - признак рабства. Если я не плачу поземельный и подушевой налог, то это означает, что моя собственность на землю является частной. Это значит, что к ней не привязан набор плохо определенных обязательств. Если земля не обременена тяготой, то тогда имеет смысл обсуждать, что такое частная собственность. Конечно, для того, чтобы могла возникнуть эта аномалия, должны были возникнуть специфические условия, которые предполагают формирование достаточно дешевого, необременительного государства и, вместе с тем, возможность мобилизации доходных источников, иных, нежели налогообложение сельского хозяйства. Для античной Греции важнейшим источником бюджета были портовые сборы (пользуясь современной терминологией - экспортно-импортные пошлины). Чтобы портовые сборы могли стать базой доходов государства, должна быть развитой торговля, что и было присуще странам Средиземноморья.

Постепенно эта крупномасштабная новация, где свободные граждане не платят поземельного налога, где есть четко определенная и уважаемая частная собственность, где гражданин принимает участие в решении важнейших проблем своей жизни, включая определение налогов, где подушевые и поземельные налоги используются лишь как чрезвычайные в военных условиях, получает распространение по Средиземноморью и становится базовой социально-экономической структурой всего античного мира. Формируется новый социально-экономический генотип, принципиально отличный от традиционного восточного аграрного общества. Именно оттуда идет ментальная традиция, во многом предопределившая эволюцию европейской цивилизации и формирование набора предпосылок интенсивного экономического роста.

Эта новация была достаточно хрупкой и неустойчивой. Кризис античной экономической модели начинается с конца II века нашей эры, когда под влиянием волны переселения народов резко увеличились военные расходы, когда Римской империи приходится вдвое увеличивать численность своих легионов. Сначала это финансируется за счет распродажи императорских имуществ, потом за счет эмиссии, которая приводит к периоду великой инфляции III века нашей эры. В конце концов, возникает необходимость налоговых реформ Диоклетиана, которые отменяют налоговый иммунитет для римских граждан, вводят систему подушного и поземельного налога с явными элементами круговой поруки. После этих реформ Римское общество приобретает ярко выраженные черты традиционного восточного аграрного государства.

Тем не менее, культурная традиция, представление о том, что частная собственность священна и уважаема, что у граждан полагается спрашивать какие налоги они должны платить, что налоговые прерогативы у власти должны быть ограничены, оказывает огромное влияние на все развитие европейского средневековья, на формирование европейских институтов. Второй источник своеобразной эволюции Европы, формирование сложно устроенного рыночного европейского общества - это длительная слабость и, вместе с тем, относительная устойчивость европейского государства. Вообще для аграрных обществ характерна дилемма: либо власть слабая, либо она устойчивая. Если она устойчивая, способная отразить внешнюю агрессию, она, как правило, сильная, а если она сильная, то обременительная, не терпящая рядом с собой никаких других иерархий. Слабая власть открывает дорогу хаосу, внешнему завоеванию, радикальной ломке всех социально-экономических структур.

Именно подобного рода циклы были важнейшим препятствием в формировании предпосылок частно-правовых отношений в Китае. Европа в силу комплекса исторических причин между XI-XVI веками переживает период длительной слабости государства. Постепенно в условиях слабого государства, порожденного разделением светской и религиозной власти, наличием отдельного центра власти в Риме, в условиях традиционно низких налогов, когда дополнительные налоги принято вводить, созывая органы, представляющие интересы налогоплательщиков, формируется набор традиций, в рамках которых частная собственность воспринимается как абсолютная данность, как священное неотделимое право.

И когда в XVII веке английская Корона пытается разрешать свои проблемы за счет принудительных реквизиций и займов, то сталкивается с жестким сопротивлением. Вопрос о праве королей производить принудительные займы и реквизиции был одним из важнейших поводов для начала английской революции.

В результате сложной эволюции, где проявились традиции античности и длинный период слабости государства, к XVIII веку в Европе складывается весь набор институтов, который позволяет генерировать поток эффективных инноваций, прокладывающий дорогу современному экономическому росту. Формируется та система отношений частной собственности и функционирующих рынков, которая и становится базой подъема Европы, тех радикальных изменений во всей сторонах жизни людей, которые затем будут определять историю человечества на протяжении последующих двух веков. Процесс интенсивного экономического роста, когда начинаются скоординированные изменения в стиле жизни, в масштабах производства, технологиях, является важнейшим событием не только для конкретной страны. Это огромный вызов для всего мира.

И здесь возникает серьезнейшая проблема перед странами, в которых соответствующий набор институтов не был сформирован. Если в стране по целому ряду причин не зародились частные и рыночные институты, а рядом происходит мощнейший экономический взрыв, то элита отстающей страны должна каким-либо образом реагировать на радикально меняющуюся расстановку сил в мире. Возможны две альтернативных модели поведения: принять как данность собственную отсталость, слабость и, вероятно, потерю независимости или попытаться найти некий способ реакции на вызов современного экономического роста, задействовать механизмы в своей стране для того, чтобы она пошла дальше по пути, догоняющему индустриализацию.

Для стран, которые выбрали второй путь, существует одна фундаментальная проблема, но и одно преимущество.

Проблема связана с тем, что нет никаких гарантий, что можно по заказу сформировать весь набор частно-рыночных предпосылок, которые могли бы стать базой современного экономического роста. Вне европейских стран это сделать чрезвычайно трудно, и успех отнюдь не гарантирован, поскольку в обществе нет традиций уважительного отношения к частной собственности, нет развитой системы рынков, нет мощного, выросшего за века предпринимательского класса, нет традиций добросовестного хозяйственного оборота и соблюдения контрактов.

Преимущество, которое получают государства догоняющие индустриализацию, состоит в том, что задан образ нового, формирующегося индустриального мира. Угадать из XVI века, как будет выглядеть индустриальный мир, какими будут машиностроение, легкая промышленность, переработка сырья, невозможно. Когда видишь уходящих вперед Англию, Голландию, Соединенные Штаты и известно какие там заводы, способы производства, то возникает возможность просто дублировать технологии, уже не требуется столько инновационного потенциала, его можно импортировать. Короче говоря, у стран, догоняющих индустриализацию, есть возможность копировать не социальные институты, которые проложили дорогу этому потоку инноваций и интенсивному росту, а его результаты. Именно поэтому роль государства для стран, догоняющей индустриализации, как правило, оказывается более существенной, чем для стран, где современный экономический рост был органичным, был хорошо подготовлен внутренним развитием.

Период ранней индустриализации - это одновременно период социальной дестабилизации. Интенсивный экономический рост открывает дорогу беспрецедентному росту благосостояния, но на ранних этапах он одновременно предполагает серьезные социальные перегрузки. Китайцы говорят: не дай вам Бог жить в эпоху перемен.

В период ранней индустриализации десятки миллионов людей, которые поколениями жили в деревне, работали в сельском хозяйстве, имели твердо установленные традиции и нормы поведения, оказываются вынужденными менять место жизни, занятость, стиль жизни. Это чревато конфликтами. К тому же на ранних стадиях индустриализации никто не гарантируют, что выигрывают все. Для этой стадии характерен рост имущественного и социального неравенства. Кроме того, в условиях традиционного общества действует набор автоматических стабилизаторов, сглаживающих социальные конфликты: натуральное хозяйство, которое гарантирует минимальный уровень потребления, соседская взаимопомощь и т.д. На ранних стадиях индустриализации общество еще не сформировало набор своих социальных компенсаторов: программ помощи бедным и т.п. Более того, люди оказываются заложниками быстро меняющихся непредсказуемых экономических процессов: резких перемен в спросе на рабочую силу, волн массовой безработицы.

Ранний интенсивный экономический рост, который происходит на стадии между занятостью в сельском хозяйстве от примерно 90% населения до занятости там 60% населения, - это период, когда старые институты традиционного общества уже дестабилизировались, а новые институты устойчивого городского общества еще не сложились. Это период конфликтов, период максимальной социальной дестабилизации, период великих революций, период большого риска для возможности продолжать развитие в рамках рыночной экономики.

Этот период порождает базу для радикальной критики молодого рыночного капитализма, наиболее последовательно воплощенной в марксизме. Его логика примерно такая: рынок и частная собственность породили бурный экономический рост, и, вместе с тем, невиданные ранее социальную дестабилизацию и социальные проблемы; таким образом, набор институтов, который вызвал рост, одновременно становится преградой на его пути; следовательно, за определенным порогом это общество неустойчиво и будет сметено социалистической революцией, а на его месте возникнет принципиально другой, уже отрицающий рынок и частную собственность набор институтов общественного государственного хозяйства.

Развитие событий в большей части стран-пионеров индустриализации на самом деле пошло по другому пути. После первых десятилетий современного экономического роста происходит постепенная адаптация общества к новым условиям жизни, население привыкает к новым требованиям, которые предъявляет к ним промышленная занятость, возникают новые механизмы социальных компенсаторов. Государство начинает реализовывать различные социальные программы, направленные на решение наиболее острых социальных проблем. Расширяется участие населения в политической жизни, и расширяется круг населения, имеющего избирательное право.

Те страны, которые сумеют преодолеть период максимально серьезной дестабилизации ранней индустриализации, потом выходят на путь устойчивого рыночного и частного развития. Но никто и никому не гарантирует, что этот путь обязательно будет пройден, что в рамках этого периода не произойдет социального катаклизма, который вызовет радикальное ухудшение всех зарождающихся частных рыночных отношений или приведет к повороту на принципиально иную траекторию социально-экономического развития.

Из четырех великих революций последних двухсот лет: Французской, Мексиканской, Русской и Китайской - в двух первых случаях развитие событий после революции пошло по пути рыночного и частного развития, а в двух других привело к выходу соответствующей страны на радикально иной путь - путь социалистической аномалии.

Несколько слов о России и проблемах, связанных с ее реакцией на вызов современного экономического роста. Россия столкнулась с проблемой быстро уходящей вперед Европы уже в XVII веке. И первый ответ на такой вызов - это попытка Петра (вполне естественная и логичная) использовать силу государства для того, чтобы наверстать технологическое отставание от Европы, чтобы форсировать темпы экономического роста. Резкое усиление налогового бремени, государственная экономическая активность, государственные заводы дают импульс экономическому развитию.

Параллельно, на базе культурной интеграции с Европой, в Россию проникают новые европейские и чуждые российским установлениям институты. На протяжении исторически короткого промежутка между 1711 и 1763 годами происходит радикальная революция в отношении к собственности. Ранее условная, характерная для аграрных обществ собственность, становится частной, никак не связанной со службой. Это дает базу для формирования относительно независимого от государства слоя людей, для зарождения оборота частной земли и крестьян. Это была революция, которая никогда не была принята основной массой крестьян из-за конфликта по вопросу собственности на землю.

Кроме того, при слабости отечественного предпринимательского слоя в развитии страны активную роль играет государство. Оно строит дороги, оно мобилизует для этого доходы. Развитие идет на фоне высокого налогового бремени, которое опять же ложится на крестьян. Формирование базовых социально-экономических структур, обеспечивающих современный рост на рыночных основаниях, накладывается на тяжелейший конфликт вокруг земли и вокруг высоких налогов. Поэтому развитие России на протяжении всего периода XVIII - начала ХХ веков сложно, опасно, социально-конфликтно.

После реформ Александра II, когда отменяется крепостное право, а затем и Столыпина, когда отменяется податная община и ведется активная работа по развитию частной собственности на землю, к 1910-13 годам кажется, что Россия преодолела самый опасный период социальной дестабилизации - период раннего современного экономического роста - и выходит на дорогу устойчивого развития.

Первая Мировая война проложила дорогу российской революции, которая является одновременно и продуктом социальной дестабилизации раннего индустриального периода, и явлением, которое открывает новую страницу в современной экономической истории.

Выясняется, что можно попытаться ответить на вызов современного экономического роста, рожденного системой часто-правовых рыночных отношений, радикальным отрицанием именно этих часто-правовых рыночных отношений.

Социализм показал, что возможны высокие темпы индустриального развития, формирование новой индустриальной структуры, уже не вырастающей из ткани гражданского общества, а жесткой рукой насаждаемой целостной иерархией.

В настоящее время, когда за нами история краха социализма, нелегко понять, что и его ранний индустриальный динамизм, очевидные успехи в индустриальном развитии и последующие закат и крах - это не два разных явления, а две стороны одного и того же процесса, внутренне органично связанных.

Что же является характерной чертой социалистической индустриализации? Необычно резкое снижение уровня жизни крестьянского населения. В условиях рыночной индустриализации уровень доходов крестьян на этапе ранней индустриализации нередко снижался, но нигде не происходит такого резкого падения, как в Советском Союзе между 1927 и 1932 годами. В Советском Союзе крестьяне были прикреплены к колхозам и восстановлена традиционная для аграрных обществ система отношений типа податной общины.

Колхоз оказывается институциональным нововведением, позволяющим на ранней стадии индустриализации в колоссальных объемах изымать ресурсы из села. Он же оказывается базой последующего масштабного аграрного кризиса, который, в