Долго ли осталось "жировать"?

Наш собеседник — директор Института экономики переходного периода Егор Гайдар.

— Егор Тимурович, люди обеспокоены последствиями войны в Ираке для России. Ведь говорят как: «Обвалятся цены на нефть, и будет совсем плохо…»

— Для России цена в 30 долларов за баррель была и не нужна. Более того — опасна. Опасно, когда вся экономика зависит от труднопрогнозируемых цен. Мы ведь почти подошли к катастрофической черте.

— А в чем состояла опасность?

— Крах «брежневского процветания», а затем и СССР в значительной мере был связан с аномально высокими ценами на нефть. Они были в 3 раза выше, чем перед войной в Ираке. И что? Именно в это время мы соревновались с США по военным расходам, мечтали о повороте рек, экспортировали «советскую власть» в Афганистан. А потом, когда в середине 80-х цены опустились, оказалось, что нечем кормить население.

— Мы и сегодня шли к этому?

— Сверхдоходы от нефти уже кружили голову. Ведь каждое повышение цены на 1 доллар давало в бюджет 1 млрд. долларов в год. Заниматься чем-либо другим, кроме нефти, становилось невыгодным. Нефть развращала экономику, убивала ее главную опору — обрабатывающую промышленность. К тому же поток «нефтедолларов» порождал завышенные ожидания у населения, у депутатов. Уже начали обсуждать, как поделить сверхдоходы. Все это хорошо, если казна растет от работы промышленности. Тогда это стабильно. А нефтяной «жирок» медленно нарастает, но быстро исчезает…

— Но в «загашнике» у Касьянова что-то остается от сезона «жирования»?

— Хватит на то, чтобы спокойно обслуживать внешний долг в этом году. А вот уже на следующий, 2004 год придется поскрести по сусекам.

— Урезать бюджет?

— Нет, секвестра не будет. В 2004 году объем внешних выплат меньше. А вот предвыборные популистские глупости станут невозможными. Но это очень полезно и для экономики, и для политики. Политику разумнее строить исходя из пессимистического сценария.

— А в Белом доме нет паники в связи с необходимостью перехода к экономии?

— Никакой паники нет. В этом году мы продали за границу столько зерна, сколько не продавали за всю историю России. У нас быстро растет птицеводство, производство овощей, подсолнечного масла. Качественно изменилась пищевая промышленность. И это результат того, что селом перестали рулить. А вот в автопроме наоборот: лоббистам удалось навязать «промышленную политику»… И где наши современные авто?

— Но смотрите, как набирает популярность Сергей Глазьев — один из «теоретиков» промышленной политики.

— Людям надо объяснять, что под этим флагом их будут заставлять покупать худший товар за большую цену. Плохой «Москвич» по цене хорошей трехлетней иномарки. Это прямое нарушение интересов потребителя. Промышленная политика — это способ разворовать бюджетные деньги в интересах отдельных групп.

— Все чаще звучат мнения, что «правительство исчерпало свой ресурс»…

— Претензии к власти оправданны: это прежде всего явное замедление темпов реформ, начиная с конца 2001 года. Но надо понимать и то, что многие опасные для здоровья экономики компромиссы делаются под популистским давлением со стороны депутатов. Они же не могут критиковать В. Путина. Значит, «давай Касьянова!»

— Один из читателей «Аргументов и фактов» высказывает в письме в редакцию мысль о том, что «России была бы полезна временная самоизоляция»…

— Поразительно разумное суждение. США, прежде чем выйти на мировую арену, долго накапливали внутренние силы. В начале ХХ века Россия тоже вышла на путь устойчивого развития. Тогдашний глава кабинета министров Столыпин говорил, что «России нужно 20 лет мира». Не было никаких объективных причин вступать в войну 1914 года. Но хотелось активной внешней политики… и проиграли весь ХХ век.

— Из каких сфер внешней политики мы могли бы без ущерба для себя уйти?

— Мне кажется, что Путин нашел прагматичный баланс внешней и внутренней политики. До него внешняя политика России продолжала оставаться инерционной. Мы 150 лет назад создавали на  Балканах базу для взятия Константинополя. Мы давно забыли о Константинополе, о том, зачем ввязывались в балканские дела. Но многим нашим политикам все еще хочется «быть на  Балканах». А вот понимания того, что для нас отношения с Украиной неизмеримо важнее, чем с любой другой страной мира, до сих пор нет.