Егор Гайдар: "На следующих парламентских выборах победят либералы". Лидер "Демвыбора" хочет, чтобы НДР и "Яблоко" договорились

- Егор Тимурович, не чувствуете ли вы своей вины за то, что голоса двух миллионов ваших сторонников в конце концов достались по большей части коммунистам и жириновцам и в меньшей степени - "Яблоку" и НДР?

- Два с половиной миллиона голосов, отданных за нас, - это голоса в высшей степени порядочных, умных людей. Я сожалею о том, что они не смогли реализоваться в депутатских мандатах, но я абсолютно не считаю нас ответственными за это. Мы сделали все возможное, чтобы добиться единства демократических сил.

Я помню, сколько за два последних года появилось в прессе статей о том, что коммунистическая угроза - это миф, который сознательно раздувают Егор Гайдар и ДВР. Я помню наши призывы к единству и замечательный ответ, который мы получили: мол, в расколе демократов трагедии нет. Я прекрасно знаю абсолютно безответственную игру мелких демократических блоков, никогда не имевших шансов пройти в Думу и прекрасно знавших об этом, но знавших одновременно, что это самый простой способ получить депутатский мандат в мажоритарном округе. Я вижу недостатки избирательного закона, подготовленного представителями "Яблока". Недостатки были видны, и, может быть, здесь компромиссы, на которые мы пошли в целях единства демократических сил, единства позиций, были избыточными - единственное, о чем я жалею в связи с этим.

Но в целом я убежден: в России должны были найтись два с половиной миллиона голосов, которые были бы отданы за последовательную антитоталитарную, антифашистскую, антикоммунистическую партию.

- Вы упоминаете недостатки избирательного закона, имея в виду положение о пятипроцентном барьере?

- Нет, я имею в виду в первую очередь не пятипроцентный барьер и не отсутствие второго тура. Я имею в виду ту предельную легкость регистрации, которая открывает великолепные возможности любому человеку, страстно мечтающему попасть в Думу, получить свой депутатский мандатик по мажоритарному округу. Как это сделать? Технология предельна проста: найди способ создать махонький избирательный блок...

- Насколько объективна разрозненность демократов? Неужели ничего нельзя было сделать?

- Первое: в структуре органов управления еще СССР существовала такая структура, которая называлась КГБ. Там было пятое управление. Одну из задач, которую оно традиционно выполняло, - это обеспечение раздробленности, ну, скажем, диссидентских или антикоммунистических сил. Я уж не знаю, в каких формах пятое управление работает сегодня, но точно знаю, что оно не работает под контролем демократической власти, и я чувствую, что оно продолжает работать, поэтому ничего случайного в раздробленности демократов для меня нет. Для меня это результат вполне понятный. Другое дело, что нашлось довольно много демократических лидеров, которые в неявной форме дали использовать себя как орудие этого раскола.

- Вы видите в этом основную причину?

- Нет, я вижу в этом не основную причину, я вижу в этом одну из причин. Я вам просто привел субъективную компоненту, которую я вижу. Конечно, здесь очень много личной безответственности демократов.

- Накануне выборов вы отказывались даже разговаривать на тему, что "Демвыбор" не пройдет пятипроцентный барьер.

- Ну почему? Накануне выборов я давал интервью Николаю Сванидзе и говорил тогда, что мы находимся в зоне риска. Я сказал, что за нас будет подано два миллиона голосов (на самом деле было подано два с половиной), и вопрос в том, сработает ли запущенный в массы слух, что наша партия не пройдет, и перебежит ли вынужденно часть наших потенциальных избирателей к НДР и "Яблоку".

- Не рассматривали ли вы накануне выборов возможность снять ваши партийные списки с голосования и рекомендовать своим сторонникам ради общего демократического дела проголосовать за НДР и за "Яблоко"?

- Мы рассматривали такой вариант, проанализировали вместе с социологами и категорически от него отказались. Дело в том, что у нас очень "корневой" электорат, базовый, очень упертый, очень идейный. Он просто мог не пойти на выборы, но заставить его проголосовать за "Яблоко" или НДР было совершенно невозможно - это первое.

Второе: я действительно был убежден, что у нас будет довольно много голосов, что мы с большим отрывом опередим малые демократические блоки. Кроме того, я был убежден, что в России должна, с точки зрения перспектив, на выборы идти партия, выступающая с последовательной, антитоталитарной позиции, не заигрывающая с коммунистами, как НДР и "Яблоко".

- Получается, что вы оказались не слишком хорошим реалистом?

- Я считаю, что уровень нашего реализма оценит исключительно история.

Я полагаю, что мы занимали вполне достойную позицию. Вот если бы мы не сделали все возможное для обеспечения единства демократических сил, наверное, нам было бы в чем себя упрекнуть. Наверное, я сегодня не мог бы смотреть вам в лицо честными глазами. Так как я точно знаю, что мы делали все возможное и в 1993 году, и 1995-м, мы точно ставили диагноз, мы точно видели главного врага, мы точно определили, что главная суть дела не в том, кто лучший демократ - Явлинский или Гайдар, а в том, что идет неизбежная возвратная волна коммунизма. Исходя из этого мы строили свою систему переговоров.

- Не кажется ли вам, что утверждение социологов об упертости вашего электората - миф? Насколько я знаю, когда вам очень надо, вы умеете убеждать людей и можете даже надавить на своих однопартийцев, пригрозив уйти...

- Я умею убеждать своих сторонников. Наверное, если бы я принял это решение, то мог бы провести его через партию, а партия, наверное, меня бы поддержала. Но есть огромные различия между поддержкой партии и поддержкой нашего электората. Можно в чем-то убедить своих ближайших сподвижников, но вот убедить в некоторых вещах наш электорат - это очень непростая задача. По крайней мере, она не реализуется за два-три дня. Не реализуется на фоне провокаций, сознательно распространяемых, кстати говоря, теми блоками, которые очень хотели получить наши голоса.

- В результате прошлых выборов "Демвыбор" получил самую крупную фракцию. В течение полугода из фракции вышли сразу несколько человек, и потом этот процесс продолжался. Неужели не было возможности этих людей сохранить? Я имею в виду и Федорова, и Бурбулиса, и Полторанина - когда-то они считались лидерами демократов.

- Я вам честно скажу: абсолютно не вижу здесь никакой трагедии. Люди, которые вышли из фракции, как правило, за редчайшим исключением, по всем принципиальным вопросам голосовали так же, как голосовала фракция. С некоторыми из них я сохранил теплые отношения, с некоторыми - не теплые по ряду причин. Но тем не менее я должен признать, что по голосованиям, по принципиальным вопросам - начиная с Чечни и кончая законом о защите частной собственности, бюджете и так далее - практически невозможно отличить тех, кто вышел из фракции, от тех, кто остался.

Они у нас брали фракционные "указивки" и на них в огромной степени ориентировались. Где действительно было серьезное размежевание (оно прошло не через полгода после выборов, а через год) - это чеченская война. Вот тут мы на самом деле разделились на две фракции... Первая - большая, которая с нами осталась, - около 50 человек, вторая - меньшая, которая от нас ушла.

Дело в том, что ДВР создавался во время, когда шла как бы под уклон демократическая волна. И одновременно "Демвыбор" как бы воспринимался как "полупартия власти", и в него еще шло значительное количество людей, которые просто ориентировались на партию, которая будет близко к власти. Думали, наверное, что за принадлежность к ДВР будут вручать ордена...

Принимая наше решение по чеченской войне, я был убежден, что мы неизбежно получим, по меньшей мере, раскол партии, раскол фракции. Я на это шел сознательно. Если бы мы приняли другое решение, то тоже получился бы раскол - только "в другую сторону".

- Пусть те, кто от вас ушел, голосовали так же, тем не менее их уход ослаблял и движение, и фракцию, наносил ущерб образу партии. Это вы не учитывали?

- Вы знаете, в 1993 году на выборы шла не партия "Демократический выбор", а шел очень широкий блок, который мы пытались строить по принципу соединения демократов самого широкого спектра. Консультации, которые велись в свое время по формированию блока, начинал еще Александр Николаевич Яковлев, затем их круг стал расширяться. В результате блок ДВР включил в себя практически всех, кто был готов объединяться, забыв о своих, довольно серьезных, различиях и разногласиях и, может, не всегда полных взаимных симпатиях. Тогда нам не удалось добиться единства с тремя другими демократическими блоками - с гораздо меньшим по объему "Яблоком", с ПРЕС и Российским движением демократических реформ. И, на мой взгляд, это было ошибкой, потому что в результате мы тогда потеряли много.

Но я еще раз напоминаю, что "Демвыбор" не был некой политической силой - единой, сплоченной, которая идет на выборы и которая после этих выборов, опираясь на собственную традицию единства и сплоченности, должна таковой и остаться. Эта была действительно очень широкая коалиция самых разнородных демократических партий и движений. Создавалась она, кстати говоря, не под Гайдара, а Гайдар оказался лидером, наверное, просто потому, что у него не было никакой персональной истории в демократическом движении, он никому еще не успел наступить на мозоли.

Так вот, на самом деле для меня не было загадкой, что после прошлых выборов разногласия - идейные, программные, личностные - проявятся или могут проявиться. Хотя не могу сказать, что это меня радовало. Но я отнюдь не считал это трагедией. Убежден, что если бы мы тогда смогли создать широкую демократическую коалицию, включавшую ПРЕС, "Яблоко", РДДР, и действительно на этом получить демократическое большинство, даже если потом это демократическое большинство разбилось бы на две-три фракции, то все равно была бы другая Дума.

- Для вас наверняка не секрет, что вашу думскую фракцию упрекали за плохую посещаемость, за то, что члены фракции много разъезжали по заграницам, неделями отсутствуя на заседаниях...

- Когда мой пресс-секретарь, который организовал десять моих пресс-конференций в Госдуме, прочитала в "Московском комсомольце", что, оказывается, я не дал ни одной пресс-конференции в 1995 году... Конечно, такое мне трудно комментировать.

- Этот упрек вы не принимаете?

- Нет. Ну, конечно, у демократов есть общая склонность к некоторой организационной разболтанности. Даже в той же статье "Московского комсомольца" не вяжутся две вещи: утверждения о пассивности фракции и там же содержащееся суждение о том, что фракция была лидером по числу представленных и проведенных законов. Либо то, либо другое.

- Вы не пробовали напирать на дисциплину, призывать своих депутатов поменьше ездить, побольше присутствовать на заседаниях, влиять на ситуацию?

- Пробовал, конечно. Должен вам сказать, что бороться за дисциплину в демократической организации - это занятие не для слабонервных. Мы неоднократно этот вопрос обсуждали, коллеги брали на себя повышенные обязательства. Я не могу предъявлять им серьезных претензий по существу, потому что действительно фракция очень хорошо и очень активно работала в законотворческой области.

Да, можно было упрекать нас в том, что мы мало орали от микрофона, что в "час ненависти", которым открывалась работа Думы, наша фракция выступала довольно редко. Но это была наша сознательная позиция. Мы как бы не хотели участвовать в соревновании по безответственной демагогии, которой пытались заменить нормальную законотворческую работу. А в законотворческой работе, в представленных законах, в проведенных законах фракция, без всякого сомнения, была лидером Думы.

Есть два вида дисциплины: когда вы приходите на работу в 9.00 и уходите в 18.00, пьете чай и показываете пример своей "дисциплинированностью", и есть дисциплина, когда вы приходите на работу, когда вам удобно, и делаете то, что вы должны делать. Я считаю, что по второму, более высокому для меня критерию фракция выполнила свои обязательства.

- Чем вы объясняете поражение блока на выборах?

- Я считаю, что главным фактором, который привел к поражению блока по партийным спискам, была раздробленность демократических сил, изъяны избирательного закона, которые стимулировали создание малых, не имеющих надежд пройти демократических объединений. Мы получили 2,5 миллиона голосов. Еще 2,5 миллиона голосов, в принципе, наших единомышленников, оказались растащенными по десятку демблоков, большая часть из которых не получила и одного процента голосов.

Лидеры всех этих блоков - в Думе, они очень хорошо себя чувствуют. На мой взгляд, если бы не этот фактор, то, без всякого сомнения, мы были бы представлены в Госдуме.

- А вы никак не связываете результат выборов с тем, что ДВР была одной из немногих фракций, которая поддерживала правительство?

- В этом есть доля истины с одной корректировкой: есть позиции по существу беспринципные, но очень простые для понимания. Но самая простая из них такая: что бы ни делало правительство, оно делает неправильно, потому что не я в этом правительстве. Эта позиция, на мой взгляд, абсолютно беспринципная, но очень удобная для понимания.

Мы всегда выступали не за людей, а за принципы. И всегда самым жестким образом критиковали правительство и выступали против него, когда оно шло против наших принципов. Скажем, отстаивали свою позицию, когда правительство нарушало свободы и права человека в каком-нибудь там указе об организованной преступности. Мы выступали против чеченской войны или против безответственной финансовой политики-1994 и всегда поддерживали правительство, когда оно, на наш взгляд, делало нечто ответственное. Скажем, организовывало переговоры в Буденновске, прекращало эмиссионно кредитовать бюджет или предлагало какие-то разумные законы.

На мой взгляд, эта позиция вполне достойная, и мне за нее не стыдно. Но она действительно сложновата для понимания избирателей, потому что избирателю трудно понять, что президент делает то одно, то прямо противоположное, и правительство мечется, а мы стоим на месте со своей позицией.

- Никогда у вас во фракции не обсуждался вопрос о том, чтобы перейти в оппозицию к правительству?

- Много раз обсуждался. И переходили в оппозицию, когда это было действительно необходимо и оправданно. Иногда возникали такие идеи, что, знаете, правительство не популярное, давайте всегда выступать против него. И в общем мы соглашались, что, наверное, политически рентабельно выступать всегда против правительства. Но если вы хотите политической рентабельности, идите в другие политические объединения, которые работают по принципу максимизации политической прибыли. А мы - партия идейная. Мы боремся за свои убеждения вне зависимости от того, политически рентабельно это сегодня или нет.

- Вы много ездили по стране, особенно перед выборами, вы видели, что плоды реформ горьки...

- Да нет никаких плодов! Это же миф. Мы позволили в свое время, в 1992-м, когда мы работали по 20 часов в день, навязать обществу интереснейший миф о каких-то горьких плодах реформ, о тяжелых социальных издержках реформ. Да нет никаких, я вас уверяю, издержек реформ. Есть тяжелые социальные издержки банкротства социалистической системы.

Социалистическая система действительно разорила страну, она действительно накопила неуправляемый внешний долг, и сегодня все небольшие кредиты, которые были у России, фактически идут на уплату процентов этого внешнего долга. На самом деле, все это показное благополучие брежневской эпохи - все строилось на украденном у наших детей и внуков, все строилось исключительно в кредит. Страна жрала кредитное зерно, жрала кредитное новозеландское мясо, и это когда-то должно было кончиться. Большевики начали свою деятельность с банкротства России и закончили свою деятельность банкротством России.

На самом деле, мы - страна, которая привыкла жить на том, что ей дают в долг и у нее финишная операция в машиностроении вся на импортных технологиях, импортном оборудовании, импортных комплектующих, у нее все сельское хозяйство на импортных комбикормах, у нее крупные города на импортном мясе... А потом, когда нам говорят: "Дорогие друзья, приспосабливайтесь к жизни, когда ничего этого не будет, а еще вам нужно будет отдавать то, что взяли раньше", - то после этого получаются тяжелые плоды государственного банкротства.

У нас есть тяжелые плоды медленных реформ, у нас есть тяжелые плоды того, что мы после государственного банкротства медленно создавали институты и способы, позволяющие хоть как-то установить экономический рост. Да, вот такие тяжелые плоды есть. А миф о тяжелых плодах реформ - это один из самых хорошо внедренных в сознание коммунистических мифов.

- Но тем не менее эти последние неблагоприятные перемены в экономике и жизни людей - это все связано с вашим правительством, правительством Черномырдина...

- Давайте так: есть традиционная логическая ошибка "после этого - значит вследствие этого". В 1991 году социалистическая система обанкротилась, страна была признана в мире неплатежеспособной. Кредитная подпитка, на которой она жила, была выключена. Страна оказалась на грани голода. Вот реальная база того, что произошло.

За последние годы нам удалось отвести угрозу голода, которая была вполне реальна в 1992 году. Мы дали импульс и начало реформам, которые хоть как-то позволили стране начать стабилизировать жизнь - тяжело стабилизировать, но тем не менее. К сожалению, эти реформы были прерваны. Самые тяжелые проблемы связаны именно с этим. Это прекрасно подтверждает анализ опыта наших ближайших соседей.

В 1991 году по этому поводу можно было спорить, а сегодня спорить - интеллектуально насыщенно - нельзя. Это вопрос либо знания, либо незнания, либо желания смотреть в лицо реальности, либо нежелания. Да, есть объективная база для коммунистической волны. Потому что второй раз доведя страну до банкротства, они сумели, используя свою мощную машину пропаганды, убедить людей, что, оказывается, все нынешние проблемы не есть следствие их провалившегося эксперимента и тяжелого выхода из-под их обломков, а следствие начатых реформ. На этом они хотят прорваться к власти и еще раз имеют этот шанс, и тогда они смогут поставить мировой рекорд, доведя Россию до банкротства в третий раз на протяжении одного века.

- Не нагнетаете ли вы страсти по отношению к Зюганову и КПРФ? Многие считают, что партия уже не та, что прежде. Последние заявления Зюганова оставляют надежду на то, что коммунисты переменились, что они стали более терпимы, их подход гораздо более реалистичен. Они признают многоукладность экономики, плюрализм...

- Я вам скажу, что у меня нет такого ощущения. Я видел законопроекты, которые они предлагают. Вы читали их закон о предотвращении экономической катастрофы? Почитайте. Это их экономическая платформа последнего времени. Мне очень "нравится" пункт о введении рабочих отрядов на приватизированные предприятия, он привлечет ваше внимание. Рабочие отряды должны взять под контроль производство...

Там есть очень интересный момент по поводу введения "твердого рубля", которого потом надо напечатать много-много и за счет него все профинансировать.

Короче говоря, пока программные документы КПРФ, те законы, которые они предлагают, не вызывают у меня ни малейшего ощущения, что эта партия социал-демократизировалась и стала безопасной. Да, риторика Зюганова разная в разных аудиториях. Когда он, например, вместе со мной встречается с президентом Клинтоном, то он просто лапочка, можно сказать, опора хороших российско-американских отношений. Когда он выступает в других аудиториях, он совсем другой.

Дело не в риторике Зюганова, дело в общей логике происходящего. Да, конечно, у меня нет иллюзий: эта партия не хочет реставрации тоталитарного режима в старом виде, она слишком хорошо инкорпорирована в структуры частной собственности. Но эта партия, без всякого сомнения, способна нанести тяжелейший удар по несущим конструкциям рыночной экономики, запустив механизмы его довольно быстрого развала. Построить устойчивый социализм они не способны, но повести дело к тому же государственному банкротству и к тому же хаосу 1991 года, когда не работает ни план, ни рынок, вполне способны.

- Вы считаете, что нынешняя законодательная база и экономические условия позволят сделать что-либо подобное?

- Это не составляет труда. Я вас уверяю. То есть некоторые технические трудности составляет - есть хороший закон о Центральном банке, есть принятый бюджет - это менять будут не быстро и не сразу и даже вообще не в 1996 году. Первое полугодие 1996 года как бы уже определено произошедшим ранее - экономика России инерционна, это как-то не все понимают.

Если коммунисты выиграют президентские выборы и начнут что-то делать, то придется менять закон о Центральном банке, придется проводить кадровые корректировки, будет необходимость выполнять ранее принятые страной обязательства. Попросту говоря, без подсоса, без возможности получать огромные дополнительные кредиты (а они вряд ли будут) альтернатива предельно проста. Либо ты восстанавливаешь производство вооружений в мало-мальских объемах, похожих на прежние, - тогда у тебя железно исчезают товары с прилавка. Либо ты этого не делаешь, - но тогда не платишь ни по одному счету, который ты выписал.

- Узнав результаты выборов, Зюганов сразу заявил, что приоритетом своей экономической политики он считает защиту отечественного товаропроизводителя и уменьшение тарифов на внутренние перевозки. Как вы оцениваете его инициативы как экономист?

- В его программе есть направления, по которым можно что-то сделать и нужно было бы сделать и правительству - ну, скажем, дифференциацию тарифов на магистральные перевозки, прекращение субсидий за счет общих тарифов заведомо убыточному БАМу и так далее. Но идея, что можно взять деньги из бюджета и таким образом профинансировать снижение тарифов, - это авантюризм. Не зная ответа на вопрос, откуда ты берешь деньги, ты запускаешь эмиссионные источники финансирования. После этого через восемь месяцев готовься вводить карточки.

- Девять человек от "Демократического выбора" прошло в Думу по одномандатным округам. Какие ориентировки вы дали этим людям?

- Мы считаем, что они должны попытаться создать такую центристско-демократическую депутатскую группу, которая по меньшей мере обеспечивала бы их возможностями нормальной работы. Но, с точки зрения политической идентификации, эти девять человек - это группа "Демвыбора", которая будет отстаивать принципиальные партийные позиции.

- А инициатива Юшенкова по сплочению лидеров мелких избирательных демократических блоков, прошедших в Думу, согласована с руководством вашего движения?

- Вполне согласована. Создать сплоченную, политически единую группу не очень просто. Хотя по многим вопросам, как это было в предыдущей Думе, голосовать "мелкие демократы" будут примерно одинаково, что важно. Это по меньшей мере позволило бы создать нормальную базу для работы такой группы. У нас нет претензий, чтобы такая группа была жестко-политически "завязана" на ДВР. Это, конечно, не получится и не нужно.

- Вы будете в дальнейшем предпринимать усилия для сближения с "Яблоком"? Сейчас это главный вопрос демократии в России...

- Сейчас это не главный вопрос демократии. Это был главный вопрос демократии прошлой весной. Сейчас главный вопрос, как это, может быть, ни обидно для нас, не наше сближение с "Яблоком", а сближение "Яблока" с НДР. Мы будем предпринимать усилия к тому, чтобы "Яблоко" и НДР договаривались о взаимодействии - особенно о взаимодействии на президентских выборах.

На мой взгляд, если демократы будут столь же безответственны и пойдут на выборы с десятью разными кандидатами, то во второй тур президентских выборов выйдут два человека - Жириновский и Зюганов. И мы с вами будем выбирать между ними. Главное, в чем состоит ответственность демократов и в том числе двух прошедших в Думу умеренных и демократических блоков, - это в том, чтобы этого не допустить.

- "Яблоко" и Явлинский не упрекали вас в том, что вы им тоже подпортили шансы, "дискредитировав" образ демократов?

- "Яблоко" нас упрекает всегда и очень много. Я бы сказал так: у "Яблока" была прекрасная возможность реализовать все свои чудесные программные установки целых два раза - когда Григорий Алексеевич Явлинский находился в составе правительства. Они могли проводить реформы в 1990 году, они могли проводить реформы в 1991-м. Ситуация была непростая, ответственность в то время они взять не решились, а теперь, как всегда, со стороны критиковать легче.

- Ваши ближайшие политические планы? Своего кандидата на президентских выборах вы выставлять не будете?

- Мы обсудим этот вопрос в течение пары месяцев в регионах. Сейчас я могу высказать только свою личную точку зрения: я не думаю, что мы должны выставлять собственного кандидата, потому что тем самым мы действительно расчищаем дорогу Зюганову и Жириновскому во второй тур голосования.

Мы должны использовать то влияние, которое у нас есть, то доверие, которым пользуемся у наших сторонников, чтобы убедить НДР и "Яблоко" договариваться об общей позиции на президентских выборах уже в первом туре.

- А кто, на ваш взгляд, самый реальный кандидат от умеренных и демократических сил?

- Я не хочу отвечать сейчас на этот вопрос. Я бы сказал так: пусть "Яблоко", которое получило меньше голосов, и НДР, который получил больше голосов, договорятся о том, кого они считают возможным выдвинуть. Я думаю, что мы поддержим то решение, которое они совместно выработают.

- Каким вы видите будущее своего движения в ближайшие четыре года, до следующих парламентских выборов?

- Мы собираемся укреплять свое движение. Сейчас у нас происходит естественное изменение в структуре партии. Недавно мы проводили собрание московской общественности - там было много народу, много интеллигенции, и мы получили колоссальный поток заявлений о вступлении в партию, причем от людей, которые никогда бы не пришли в партию в иной ситуации, когда возможность коммунистического реванша не была бы столь реальна.

Сейчас совершенно ясно, что вступление в наше движение вряд ли влечет за собой перспективу чинов и орденов. Но именно сейчас к нам приходят люди. Я считаю, что именно сегодня у нас есть шанс сделать нашу партию действительно партией порядочных людей, освободиться от тех, кто попал к нам случайно.

Выборы - прекрасная диагностика. Мы прекрасно видим, где у нас отделения партии оказались жизнеспособными, где они сумели добиться хороших результатов - кстати, в самых разных регионах, скажем, в Дагестане и Челябинске. Где они оказались очень слабыми, и теперь спокойно можно заняться их реконструкцией.

- Вы верите, что следующие выборы будут вашими?

- Если они будут... Я скажу так: следующие выборы, которые будут, будут нашими. Я не говорю в данном случае о себе лично, этот вопрос меня интересует в меньшей степени. Но то, что следующие выборы, когда они состоятся, будут выборами, на которых победят сторонники либеральных взглядов, у меня нет никаких сомнений.