Армия для скромной державы

Дата публикации
Вторник, 13.10.2009

Авторы
Станислав Кувалдин

Серия
Эксперт, №39 (676)/12 октября 2009

Содержание
Российская армия расстается с советским наследством

Прошел год с тех пор, как министр обороны России Анатолий Сердюков объявил о начале военной реформы. Слово «реформа» произнесено не было, но из заявлений министра ясно следовало, что российскую армию ждут самые решительные перемены.

Главным побудительным стимулом к военной реформе стала пятидневная война в августе прошлого года. Министр обороны очень резко говорил о недостатках российских Вооруженных сил, которые тогда проявились: «Чтобы набрать необходимое количество специалистов в ходе конфликта в Южной Осетии, приходилось буквально перетряхивать все виды Вооруженных сил. Мы не могли взять конкретную часть и отправить ее на выполнение задачи — ее просто не было. Это полный нонсенс. Потому и летчиков собирали по всей стране, причем, как правило, не в строевых полках, а в учебных центрах среди преподавателей».

Сердюков 14 октября 2008 года сказал следующее. Во-первых, будет сокращена численность армии — со 1130 тыс. до миллиона. Во-вторых, уменьшится офицерский корпус в армии и на флоте — вместо нынешних 355 тыс. человек останется 150 тысяч. В-третьих, будет изменена организационно-штатная структура армии: четырехзвенную схему (округ — армия — дивизия — полк) сменит трехзвенная (округ — оперативное командование — бригада). В-четвертых, в составе Вооруженных сил останутся только части постоянной готовности. Это значит, что в несколько раз сократится количество частей и подразделений. В-пятых, будет ликвидирован институт прапорщиков и мичманов, вместо него появится корпус профессиональных младших командиров. Наконец, речь шла о реформировании системы военного образования: нынешние 65 военных учебных заведений будут превращены в 10 учебных центров.

Отличительной чертой реформы с самого начала стала ее полная закрытость. Публике так и не было представлено никакого документа, где излагалась бы ее концепция и программа. Неясно также, кто разрабатывает реформу. Среди военных экспертов ходят смутные слухи о группе офицеров Генштаба, имена и звания которых тщательно скрывают, чтобы защитить их от гнева недовольных переменами генералов.

Влияние военной реформы вовсе не ощущается в базовых документах по внешней политике и безопасности, принятых с начала президентства Дмитрия Медведева. Стратегия национальной безопасности до 2020 года, утвержденная президентом в мае этого года, состоит из обтекаемых общих фраз. Предстоящее радикальное изменение всей российской военной машины в стратегии никак не отражено.

Зато за год стали очевидны две вещи. Во-первых, реформа затрагивает очень многие интересы в военной среде, что заметно по резкости критики в адрес Сердюкова. «Реформа похожа на ликвидацию Вооруженных сил» — примерно так говорят о ней многие известные военачальники. Повышенный тон заставляет вспомнить обсуждение реформ правительства Гайдара в начале 1990−х. Сдерживает накал строгий запрет министра своим подчиненным публично комментировать проводимые в армии преобразования — дискуссия глохнет за нехваткой предметов для обсуждения.

Во-вторых, у инициаторов реформы достаточно политической воли, чтобы ее продвигать. Допущенные за год корректировки первоначальных планов пока незначительны. Экономический кризис и сокращение доходов бюджета тоже практически не отразились на планах реформаторов. Похоже, политическое руководство страны уже приняло все решения по будущему военному строительству и российская армия действительно через несколько лет обретет новый облик. Не будет большого риска предположить, что это потянет за собой серьезные изменения во внешнеполитической стратегии России.

Наследство Милютина

Начальник Генерального штаба Николай Макаров отмечал, что в ходе реформы меняются принципы военного строительства, заложенные еще военным министром времен Александра II Николаем Милютиным. Тогда в России была введена всеобщая воинская повинность, создан массовый обученный резерв и организована система военных округов. «Хотя Сердюков не считает свои преобразования реформами, он столкнул такую лавину, что нынешние преобразования сравнимы лишь с милютинской реформой 1864 года!» — утверждает один из твердых сторонников проводимых преобразований, член Совета по внешней и оборонной политике, член общественного совета при Министерстве обороны, военный эксперт и ветеран ГРУ Виталий Шлыков. «Кажется, сам Сердюков не понимает масштабов творимых им перемен, — считает Шлыков. — Это видно из его объяснений, когда он говорит, что у нас сейчас в армии 30 процентов офицеров, а должно быть, как на Западе, — 15 процентов. Как будто в этом резон! Резон ведь в том, что наша армия на три четверти состояла из кадрированных фантомных частей. Где были полностью деклассированные офицеры, потерявшие всякую специализацию. Они просто сидели на этих базах оружия в ожидании, что в случае какой-то большой войны получат призывников. Это была безобразная халтура, на которую все закрывали глаза. Теперь мы переходим на полностью мобилизованную армию. И это — меняет принцип, остававшийся неизменным с милютинских времен. Вот это — сердцевина реформ. По всем другим второстепенным пунктам можно пойти на уступки».

Военное образование поменяет лицо

Отказ от кадрированных частей и сохранение в армии и на флоте лишь частей полной готовности должны вызвать радикальное изменение структуры российских Вооруженных сил и исчезновение главных признаков, роднящих их не только с советской, но и с царской армией. В практическом плане это означает уже упомянутое сокращение офицерского штата кадрированных частей, а также серьезную работу по переформированию всей материальной базы. Часть законсервированного на складах кадрированных частей имущества будет перевезена на базы хранения вооружения и техники. Часть, вероятно, окажется избыточной, ее надо будет реализовать или утилизировать. Каким образом все это будет проделано, пока не поясняется. Но главное, что в результате армия может стать принципиально другой. Одинаковая готовность всех частей и отсутствие инфраструктуры для мобилизации должны принципиально изменить как список решаемых Вооруженными силами задач, так и набор средств для их решения.

Новое вино в старые мехи

Война в Южной Осетии на практике показала эффективность предлагаемой ныне трехзвенной структуры управления: округ — оперативное командование — бригада. В боевых действиях тогда использовались полковые тактические группы, напрямую подчиняющиеся штабу Северо-Кавказского округа через специально созданную командную структуру. Эту схему решено распространить на все сухопутные войска. «С точки зрения десантников, — говорит Виталий Шлыков, — которые сейчас многое решают в сухопутных войсках, надо переходить на мобильные бригады. Потому что дивизии советского образца полностью непригодны в локальных конфликтах. Надежда прежде всего на генералов-десантников, они реформу поддерживают, потому что им воевать, а с нынешней армией воевать нельзя».

Однако этот вопрос до конца не прояснен, поскольку подробной концепции реформы Министерство обороны так и не представило. «В нынешней ситуации никто на самом деле не знает, что делать, — говорит директор Института политического и военного анализа Александр Шаравин. — В той же Таманской дивизии я встречался в прошлом году с офицерами. Они говорили, что не понимают, чего от них хотят». Шаравин считает, что принципиальных изменений в природу российской армии бригадная структура не внесет: «Можно было бы модернизировать структуру дивизий. Нынешние перемены на самом деле означают гигантский объем бюрократической работы. Изменение бланков, печатей, вывесок. Реальный же выход будет нулевым».

Однако с ним не согласны другие эксперты. «Перевод на бригады нужен не ради самих бригад, а чтобы разрушить старую закоснелую армейскую структуру», — утверждает Виталий Шлыков. Косвенно такой эффект от этих изменений подтверждает своими рассуждениями и заведующий военной лабораторией Института экономики переходного периода Виталий Цымбал: «Командир дивизии — безусловный генерал. О командирах бригады пока скромно умалчивается, но все сводится к тому, что бригадами будут командовать полковники. Можно сразу посчитать, насколько сократится количество генеральских должностей. Многие из поднявших по этому поводу крик имеют в виду свои должности и перспективы карьеры, но говорят о структуре и организационных проблемах».

В 2006 году, напоминает Александр Шаравин, по инициативе начгенштаба Юрия Балуевского были утверждены значительные изменения в управлении Вооруженными силами. В частности, предлагалось упразднить военные округа и заменить их региональными командованиями — Южным, Западным и Восточным. В распоряжении таких командований должны были находиться все вооруженные силы на соответствующих направлениях, кроме частей РВСН. Идея подобной реорганизации содержалась в «Оборонных тезисах», составленных Институтом политического и военного анализа в 2003 году. Эксперимент начался с создания в 2006 году регионального командования «Восток», в которое включили практически все военные структуры Дальневосточного и Сибирского военных округов. Теперь от этой идеи решено отказаться. «Отказ от региональных командований — преступная ошибка, — полагает Шаравин. — Балуевский внедрил и апробировал эту идею, отказ от нее означает непонимание сути реформ вообще».

Правда, нынешняя реформа предполагает заметные изменения в функциях военных округов. Николай Макаров разъяснил, что округ будет считаться оперативно-стратегическим командованием: «Теперь все войска независимо от их ведомственной принадлежности будут замыкаться на командующего войсками округа. Он будет единолично управлять ими». Насколько можно понять, все части внутренних войск, ФСБ, МЧС и другие теперь предполагается подчинить Министерству обороны. Виталий Шлыков называет это решение революционным. Однако выражает определенный скепсис по поводу его конкретного осуществления.

Пока действительно непонятно, в чем будет состоять подчиненность силовых структур командующему округом. Согласно одному из заявлений начальника Генштаба Николая Макарова, функции оперативного командования будут возложены на нынешние армии, которым также будут подчинены все виды войск в пределах их ответственности. Иными словами, реформаторы решили влить новое вино в старые мехи армий и округов. Возможно, потому, что более глубокие изменения грозят полной потерей управляемости. Остается вопрос, удастся ли действительно преобразовать округа и армии, не менявшиеся с милютинских времен, или великая сила армейской инерции сможет победить и здесь.

Офицеров меньше, оклады больше

Наиболее болезненная часть реформы — сокращение офицерского корпуса. По оценкам Анатолия Сердюкова, придется уволить со службы 117,5 тыс. офицеров. Разница между номинальным сокращением офицерских должностей в армии и реальными сокращениями объясняется тем, что некоторые должности оставались вакантными; кроме того, на военную службу перестанут призывать выпускников военных кафедр, имеющих офицерское звание. Сокращать будут прежде всего средний и старший командный состав. Из 25 665 полковников в армии останется 9114. Из 99 550 майоров — 25 тысяч. Из 90 тыс капитанов — 40 тысяч. А количество лейтенантов должно, наоборот, увеличиться с 50 тыс. до 60 тыс. человек.

После реформы так не полежишь

Одной из целей, которой хотят добиться реформаторы, сокращая офицерский состав, объявлено резкое повышение денежного довольствия для остающихся в рядах Вооруженных сил. Николай Макаров в начале лета подтвердил, что все офицеры с 2013 года будут получать в несколько раз больше, чем сейчас. В частности, зарплата лейтенанта определена на уровне 70 тыс. рублей.

Сокращение офицерского корпуса вызывает наибольшие возражения. Во-первых, лишь треть уволенных в этом году может рассчитывать на положенные в таких случаях компенсации. Минобороны идет на разнообразные ухищрения, чтобы как можно меньше офицеров увольнялось с формулировкой «изменение оргштатного расписания», которая предусматривает выплаты. Во-вторых, Сердюкова критикуют за то, что из-за радикального сокращения офицерского корпуса армия утрачивает свой кадровый потенциал.

По словам военного эксперта, главного научного сотрудника ИМЭМО РАН Владимира Дворкина, сейчас в рамках сокращения офицерского состава из штабов всех уровней увольняют уникальных специалистов, квалификацию которых невозможно воспроизвести, просто подготовив новые кадры в военном вузе. И тому, что такие кадры приносятся в жертву организационно-штатной процедуре, нет удовлетворительного объяснения. Известно, что уже к 1 марта 2009 года число офицерских должностей в Генеральном штабе сократили на 50%, в Главном оперативном управлении Генштаба упразднено более 200 должностей (осталось 260). Планируется, что из 21 500 должностей в центральном аппарате Министерства обороны и органах военного управления к 2012 году должно остаться 8500. С экспертом согласен Александр Шаравин: «После этих преобразований не останется сути, из которой можно делать новую армию. Ее можно делать из офицеров, наработок военной науки в Генеральном штабе и остающейся пока крепкой материальной базы. Ничего этого к 2012 году, кажется, не останется».

А вот Виталий Шлыков полагает, что «вред от сохранения нынешней безнадежной и совершенно разложившейся системы в армии будет больше, чем от любых перемен. Могут быть ошибки, могут поднять большой крик, но хуже все равно не будет. Как с решением о сокращении офицерского корпуса. Болезненное ли это решение? Безусловно, болезненное. Но совершенно необходимое!»

То, что жертвой сокращений офицеров оказываются все — и аппаратные функционеры, и «одичавшие» офицеры из кадрированных частей, и ценные специалисты, — видимо, нужно отнести к фундаментальным свойствам реформы: структуру решено менять быстро, по единой схеме, не вдаваясь в детали, для придания армии принципиально нового состояния уже в ближайшем будущем. При таком подходе ценные специалисты порой оказываются на обочине преобразований. Впрочем, можно задуматься и о том, какие возможности для применения своих уникальных знаний имели эти специалисты при нынешнем состоянии Вооруженных сил.

Огонь по штабам

История великих военных реформ — будь то создание революционной французской армии, милютинская реформа в России или реформа Мольтке в Пруссии — показывает, что у истоков стояли офицеры, осознавшие необходимость перемен и с энтузиазмом их проводившие. Эти люди были способны, что называется, открыть огонь по штабам.

Российские Вооруженные силы почти два десятилетия существовали в условиях новой российской государственности, принципиально не меняя своей прежней структуры. По мнению Александра Шаравина, за эти два десятилетия армия еще больше закоснела: «В 1992–1993 годах именно те, кто сочувствовал происходящим в стране переменам, оказались в первых рядах покинувших армию. Закрепились же в ней наиболее консервативные силы». Остались ли в нынешней российской армии офицеры, настроенные на перемены, и много ли их — вопрос открытый. Зато совершенно ясно, что один из ключевых пунктов реформы — изменения в военном образовании.

Министерство обороны планирует объединить все военные учебные заведения в 10 центров, которые должны заниматься всеми видами военного образования (от суворовских и нахимовских училищ до подготовки военачальников), а также научными исследованиями. При этом, в теории, за счет сокращения расходов, а также продажи зданий военных учебных заведений в столицах должны быть повышены оклады преподавателям, создана новая лабораторная база.

Уже сейчас можно наблюдать те издержки, которые были вполне предсказуемы при принятии подобных решений. В 2008 году Академия военно-космической обороны имени Жуковского была объединена с Академией имени Гагарина и выведена из Москвы в Монино. В декабре прошлого года преподаватели академии опубликовали в «Советской России» открытое письмо, где, в частности, говорилось, что «на сегодня в академии остались только первичная подготовка инженеров из числа офицеров-техников и подготовка инженеров из выпускников средних школ». Кроме того, по словам преподавателей, переезд академии даже в рамках Москвы фактически равен ее ликвидации. Это лишь один из примеров, за последний год появились новые. «Если говорить о процессах, происходящих в военных учебных заведениях, с которыми я хорошо знаком, то медленная деградация последних полутора десятилетий сменилась на обвальную», — говорит Владимир Дворкин.

Сторонники реформы предпочитают говорить о возможностях, которые открывают реализуемые меры. «Перемены дают возможность начать дело подготовки молодых офицеров с чистого листа. И вот из этих новых лейтенантов можно будет делать профессионалов», — полагает Виталий Шлыков.

Градус дискуссии может понизить то обстоятельство, что, например, решение о ликвидации и переводе многих учебных заведений Министерства обороны из Москвы было принято еще до прихода в министерство Сердюкова. О закрытии 17 высших военных учебных заведений до 2010 года было объявлено еще в 2005 году. При этом мотивы экономии средств и отсутствия необходимости такого количества выпускников излагались и четыре года назад. В 2006 году была ликвидирована Военно-инженерная академия, а подготовка специалистов инженерного профиля поручена Общевойсковой академии имени Фрунзе. В том же году Академия химзащиты переведена из Москвы в Кострому. Почти все ее преподаватели отказались переезжать вслед за академией, и Минобороны пришлось нанимать новых.

Некоторые первоначальные планы реформаторы изменили. В частности, отказались от ликвидации института прапорщиков и мичманов. Шестнадцать мичманских школ пока оставлены в составе флота, эти школы готовят специалистов для атомных подводных лодок, на ряде экипажей мичманы составляют половину состава. В ноябре 2008 года было также объявлено, что в боевых частях (прежде всего в ВВС и РВСН) будут сохранены должности прапорщиков и всем им дадут возможность дослужить до пенсии. Некоторых прапорщиков и мичманов после планируемой переаттестации либо переведут на должность сержантов-контрактников (с сохранением прежнего оклада), либо дадут звание лейтенанта. Некоторые наблюдатели полагают, что именно за счет переаттестованных прапорщиков могут быть выполнены планы Министерства обороны по увеличению количества лейтенантов и старших лейтенантов в Вооруженных силах с 50 до 60 тыс. человек.

Только локальные войны

Хотя вокруг реформы остается множество недоговоренностей, похоже, ее идея: создать в масштабах всей России вооруженные силы, способные эффективно и без особых издержек решить те задачи, которые им действительно приходилось решать в последние полтора десятилетия российской истории, — добиваться разгрома противника в локальных конфликтах. Сторонники нынешней реформы не скрывают, что готовятся именно к таким войнам. «Реформа Сердюкова означает, среди прочего, что мы отказываемся от большой войны с Китаем и НАТО. И всем нашим пропагандистам, орущим про НАТО, лучше бы заткнуться. Эта реформа никогда не была бы проведена, если бы мы считали НАТО врагом, поскольку она полностью исключает возможность воевать с Североатлантическим альянсом», — говорит Виталий Шлыков.

Однако здесь есть парадокс. Российская внешняя политика последних лет строится исходя из противодействия расширению НАТО. Организация Договора о коллективной безопасности мыслилась как альтернатива Североатлантическому альянсу на постсоветском пространстве. А военная реформа проводится так, как будто этого всего не было.

Тут может быть несколько предположений. Либо в российских верхах передумали, и теперь НАТО не считается опасностью. Либо выяснять отношения с НАТО наше политическое руководство готовится только в рамках локальных конфликтов по периметру российских границ и не ожидает большой войны ни при каких обстоятельствах. Либо в Москве считают ядерное оружие и угрозу его применения достаточной защитой от желающих попробовать Россию на зуб. В любом случае, масштаб происходящих перемен в армии таков, что вариантов «оставить, как есть» или «вернуть все, как было» больше не существует.

Перейти к другим выпускам →