Цифра недели: 8,25%

Три вещи могут свести человека с ума — любовь, тщеславие и изучение проблем денежного обращения, как выразился почти 100 лет назад английский банкир Уолтер Лиф. С тех пор как ЦБ изменил политику, переходя от контроля за курсом рубля к управлению ликвидностью через ставки (и, надо сказать, это, пожалуй, единственное позитивное институциональное изменение в России после кризиса), интерпретация сообщений регулятора весьма разнообразила аналитикам трудовые будни. Месяц назад ЦБ отмечал «охлаждение экономической активности», а теперь пишет о «постепенном охлаждении экономической активности». Если научиться правильно толковать разницу, то можно предугадывать действия регулятора — ждать ли от него ужесточения условий предоставления денег или наоборот. Точно так же пристальный взгляд изучает сообщения ФРС и ЕЦБ.

Но на этом сходство ЦБ с «большими» центробанками заканчивается, потому что дальше начинается различие условий.

Уровень ставок диктует цену денег для банков, она определяет стоимость кредита предприятиям, что влияет на рост или сокращение внутреннего спроса и, соответственно, темпов экономики, — это очень схематичный ответ на вопрос о том, что определяют ставки (и другие инструменты) центробанка. Важная переменная в этом «уравнении» — инфляция, вот ее центробанки и пытаются контролировать. После того как в 1980-х ФРС, увлекшись борьбой с инфляцией, посадила экономику США, к мандату американского центробанка о контроле над инфляцией добавился еще контроль за экономическим ростом. Регулируя объем денег, ФРС влияет на динамику инфляции и темпов экономики, своими решениями формируя у экономических агентов определенные ожидания.

Гарантией того, что ожидания являются управляемыми, служит уровень сложившегося доверия политике монетарных властей.

ЦБ России тоже пытается принимать решения, исходя из компромисса между темпами экономики и инфляции, хотя формально не отвечает ни за то ни за другое: и по закону о ЦБ, и по Конституции его цель и функция — защита и обеспечение устойчивости рубля. А инфляционные ожидания в России формируются в основном прошлой динамикой: если цены быстро росли — значит, так и продолжат (в США, к примеру, распространенность подобных ожиданий вдвое ниже, проанализировали во ВШЭ). Это первое различие. Второе — особенности структуры экономики: низкая конкуренция рынков, бюрократическая нагрузка, влияние монополий. Например, власти решили помочь «Газпрому» и повысить тариф на газ на 15%, а ЦБ прописали снизить инфляцию и сформировать экономике длинные деньги.

Отсюда различие третье — степень независимости ЦБ (не столько юридической, сколько фактической) и уровень идиосинкразии, вызываемый рассогласованностью действий и задач правительства. Чем выше степень автономии регулятора, тем ниже темпы инфляции, пришли к выводу экономисты Робин Бэйд и Майкл Паркин, проанализировав 12 стран ОЭСР; согласно исследованию Института Гайдара, проведенному два года назад, по уровню автономии ЦБ России — твердый троечник. В таких условиях вопрос о доверии ставится не перед ЦБ, а перед системой госуправления как таковой.