Экономический рост и человеческий фактор

Дата публикации
Пятница, 19.09.2003

Авторы
Егор Гайдар

Серия
Вестник Европы

Аннотация

О том, чего мы не знаем

Проблемы экономического роста после социализма, устойчивости этого роста, факторов, которые на него влияют, – все это выходит сегодня на первый план. Двадцать лет назад, благодаря так называемой комплексной программе научно-технического прогресса в Советском Союзе, действовал мощный блок научных учреждений, которые занимались исследованием долгосрочных проблем экономического развития. Подавляющее большинство экономических институтов давали свои прогнозы относительно того, какой будет наша страна через двадцать лет. К реальной жизни такого рода исследования имели мало отношения, тем не менее, они позволяли организовывать обсуждения существовавшей экономической проблематики. В то же время практически никто не составлял прогнозы о том, какой будет отечественная экономика через три, через шесть месяцев или в течение ближайшего года.

Сейчас ситуация во многом обратная. Мы располагаем большим числом квалифицированных публикаций, в основе содержания которых – краткосрочный анализ и краткосрочное прогнозирование событий в российской экономике. И очень слабо представлены исследования, связанные с долгосрочной перспективой. В условиях бурного переходного периода такой перекос был неизбежным, но сейчас ситуация объективно меняется. Произошла глубокая трансформация собственности. В крупных российских компаниях составляются программы долгосрочного развития, идет работа над крупномасштабными инвестиционными проектами. Для того чтобы их осмысленно осуществлять, необходимо понимать, какой станет окружающая среда к тому времени, когда инвестиционный проект будет реализован. Понимание того, что происходящее в экономике сегодня имеет свои корни в событиях начала 90-х годов (а от осуществляемого нами сейчас в огромной степени зависят перспективы роста в 2005–2010 годах), свойственно любому серьезному исследователю. Значительно труднее добиться, чтобы это понимание стало свойственным обществу и тем, кто принимает принципиальные политические решения. В этой связи, мне кажется, важнейшая задача, которая перед нами стоит, – избежать того, что Хайек называл “пагубной самонадеянностью”. Нужно прежде всего четко представлять себе границы того, что мы, собственно, знаем об экономическом росте, и особенно о постсоциалистическом экономическом росте. В противном случае наблюдается грустная закономерность: чем меньше некто знает о росте, чем меньше изучал он данную проблематику, тем с большей готовностью выдает по этому поводу разнообразные экономико-политические рекомендации.

Недавно была опубликована интересная работа профессора Уильяма Уэстерли, перечитав которую, еще раз понимаешь, что, к сожалению, и сегодня, спустя два века углубленного изучения, мы знаем об экономическом росте немногим больше того, что знал Адам Смит в конце XVIII века. А именно: для богатства народов, т.е. для экономического роста, необходимы в первую очередь мир, низкие налоги и разумные законы. В общем, весь массив знаний, который мы накопили за два с лишним столетия, не очень много прибавляет к тому, что было понятно к концу XVIII века. И это не потому, что экономисты уделяли мало усилий исследованию этого вопроса, просто проблемы оказались предельно сложными. Мы изучаем не стационарную ситуацию, а постоянно изменяющийся процесс, и то, что лет тридцать назад казалось абсолютно очевидным, воспринимается и трактуется сегодня совершенно иначе. В середине-конце восьмидесятых было крайне трудно понять, например, что Япония стоит перед тяжелейшим кризисом экономического роста. Связано это, видимо, со спецификой японских институтов и трудностью их адаптации к постиндустриальной фазе развития страны.

Мы гораздо лучше знаем, чего не следует делать, если мы не хотим остановить экономический рост, нежели то, что можно и нужно предпринять для его форсирования. Не нужно манипулировать валютным курсом и допускать образование черного рынка. Не нужно допускать высокую инфляцию. Не нужно допускать крупный бюджетный дефицит. Желательно иметь менее коррумпированную бюрократию. Желательно опираться на хорошо работающую правовую и судебную систему… Этот набор условий достаточно изучен и понятен. Но все попытки ускорить рост на основе набора нестандартных рецептов – ускорения инвестиций, вложений в ту или в другую отрасль, – все это, к сожалению, оказывается мало результативным. При доставшейся нам в наследство крайне неэффективной бюрократии риски ошибок в выборе отраслевых приоритетов особенно велики.

К тому же надо помнить, что решаем мы не задачу догоняющего индустриального развития, где в качестве ориентира можно взять образ структуры экономики более развитых стран и пытаться этот образ сымитировать. Мы решаем другую, гораздо более сложную задачу – задачу догоняющего постсоциалистического постиндустриального развития, где сами закономерности развития изучены существенно хуже, а перемены происходят очень быстро. И есть огромный риск того, что, выбрав и реализовав некий отраслевой приоритет, мы окажемся перед досадным фактом: результаты этой реализации никому не нужны, не востребованы рынком. Именно по такой причине инвестиции усилий в создание гибкой системы национальных институтов, обеспечивающих рост, являют собой гораздо более осмысленный выбор, нежели попытка выстроить ту или другую конкретную модель структурной отраслевой политики.

О “клубе конвергенции”

В последние годы укоренилось понятие “клуба конвергенции”, т.е. набора стран, в котором менее развитые страны с меньшим уровнем ВВП растут в долгосрочной перспективе темпами более высокими, чем страны более развитые. Этим клубом охвачен отнюдь не весь мир, а Советский Союз выбыл из него еще в конце 70-х годов. По всей видимости, содержательная база конвергенции – это способность стран, соответствующих национальных институтов обеспечить эффективный обмен рыночно ориентированной информацией о технологиях, которые могут быть применены в менее развитых странах, обеспечивая им более высокие темпы экономического роста, чем имеют те страны, которые находятся на грани собственных технологических возможностей. Сложнейшая задача России сегодня – надежно закрепиться в “клубе конвергенции”. Мне кажется, это неизмеримо более важно, чем спор о процентах темпов роста (скажем, 3% или 4%), которых нам следует добиваться.

О восстановительном росте

Нынешний экономический рост в России носит восстановительный характер. Он тесно связан с предшествующей рецессией, падением производства после краха Советского Союза. Падение было обусловлено, в свою очередь, структурной перестройкой экономики и кризисом старой системы хозяйственных связей, тогда как их новая система еще не сформировалась. Этот кризис был в основном преодолен к 1997 году. В дальнейшем развитию восстановительных процессов помешал финансовый кризис 1997–1998 годов. Эти процессы были продолжены с 1999 года.

Восстановительный рост – известный, но достаточно необычный, не очень хорошо изученный феномен; в каждой из стран, которые через него проходят, его отличает своя специфика. Это отчетливо проявилось в 20-х годах, когда восстановительный рост был зафиксирован в России впервые и были предприняты первые попытки его анализа экономистами В.Громаном и В.Базаровым.

И сейчас мы тоже не очень ясно представляем себе, как будут дальше развиваться в нашей стране процессы восстановительного роста. Есть основания полагать, что пределы его будут исчерпаны при объемах выпуска более низких, чем те, которые были характерны для российского ВВП в период максимального его уровня при социалистическом производстве. Но это гипотеза. А вот что известно точно – то, что восстановительный рост носит затухающий характер. Это значит, что темпы роста снижаются, потому что ресурсы восстановления, ресурсы введения имеющихся мощностей и рабочей силы оказываются исчерпанными. Разумеется, когда темпы роста идут вниз, затухание может быть компенсировано новыми факторами роста производства, новыми капитальными вложениями, вводом новых мощностей, включением в производственный процесс новой рабочей силы. Но это требует другого качества национальных институтов, способных обеспечить экономическое развитие. Восстановительный рост поначалу всегда становится приятным сюрпризом для экономико-политической элиты. А потом он превращается в проблему: ведь темпы не удерживаются на изначальном уровне, они начинают падать.

Структурные реформы – условие долговременного роста

Снижение темпов экономического роста между 2000–2003 годами – существенный фактор, влияющий на формирование экономической политики. Важной задачей, которую решало правительство на протяжении последних лет, было проведение набора структурных реформ, необходимых, чтобы придать росту характер устойчивый и долгосрочный. Собственно, глубокие структурные реформы наше правительство начало проводить в 1992 году. Но тогда большая часть экономико-политической элиты не знала о том, что эти реформы – структурные, точно так же, как мольеровский герой не знал, что он говорит прозой. Однако спустя короткое время, уже в 1997 году, словосочетание “структурные реформы” звучит часто, термин становится популярным, если хотите – модным. Помню, первый заместитель управляющего директора МВФ С.Фишер, приехавший в ту пору на научную конференцию в Высшей школе экономики, был приятно удивлен тем, что в России все говорят о структурных реформах, понимают их необходимость для устойчивого экономического роста. Последовательно претворять в жизнь эти реформы начали в 2000–2001 годах. По ряду важных направлений за эти годы было сделано много полезного. Политические проблемы, связанные со структурными реформами, состоят в том, что последние не дают отдачу в краткосрочной перспективе, они “всего лишь” закладывают базу долгосрочного экономического роста.

В России за последние годы внесены позитивные изменения в уголовно-процессуальное законодательство. Благодаря им сегодня десятки тысяч людей, которые не были осуждены судом, не сидят в тюрьмах. В то же время наша судебная система по-прежнему имеет немало изъянов. И что бы мы сейчас ни делали, проблемы, связанные с ее функционированием, будут оставаться серьезными и острыми и завтра, и послезавтра. Ибо судебная система – это, в первую очередь, кадры и традиции, а радикально изменить их в один момент – скажем, в ночь с сегодняшнего дня на завтрашний – нельзя.

Крайне важны и шаги, сделанные в последние годы для упорядочения частной собственности на землю. Можно спорить, насколько хорош или плох конкретный вариант вступившего в силу закона “Об обороте земель сельскохозяйственного назначения”. Но то, что в России частный оборот земли упорядочен и закреплен, справедливо расценивается как важный фактор, способствующий долгосрочному росту российской экономики. Вместе с тем это, по сути, легализация того, что происходило в жизни. А сама по себе легализация не обеспечивает немедленной отдачи. То же относится ко многим другим мероприятиям – реформе трудовых отношений, пенсионной реформе. Изменения, которые дают отдачу в короткой перспективе (как, скажем, реформа подоходного налога), – редкое исключение.

В 1825 году князь Мещерский напечатал в “Вестнике Европы” статью “О состоянии хлебопашества в России”. Свой анализ он заключал так: “Итак, главная причина, почему хлебопашество в России на столь низкой еще ступени совершенства, заключается в господствующей системе нивоводства. Можно, однако, надеяться, что скоро воспоследует счастливое преобразование: умножаемые ежедневно мануфактуры, заводимые школы для обучения самих хлебопашцев и другие меры мудрого правительства не могут остаться без полезных для России следствий – и настанет время, когда мы оправдаем доброе и уничтожим худое о себе мнение иностранцев, когда не нужно нам будет тратить несметных сумм на чужестранные изделия и Русский покажет на деле, что ему известно, каким богатством наделила его природа”.1

Сегодня никуда не деться от реалий политического процесса. А выглядят эти реалии в глазах значительной части элиты и населения примерно следующим образом: правительство втянулось в проведение структурных реформ. Между тем жизнь радикально не улучшается, проблем в российской экономике остается множество. Непросто объяснить: чтобы заложить основы устойчивого роста, нужны преобразования не одиночные, а взаимодополняющие. Если в России будет хорошая налоговая система, но не будет надежно защищенных прав собственности, мы не получим масштабных капитальных вложений, необходимых для устойчивого роста.

Нефть и рост

Еще одна важная составляющая текущей экономической политики – высокие цены на нефть. Российское правительство четыре года в условиях высоких цен проводило достаточно консервативную и ответственную макроэкономическую политику. Это не может не вызвать уважения. Предшествующий нынешнему период аномально высоких цен на нефть (это 1979–1982 годы, тогда цены на нефть в реальном исчислении были примерно втрое выше, чем в 1999–2002 годах) был отмечен “разжижением мозгов” политического руководства – настолько серьезным, что мы умудрились ввязаться в войну в Афганистане.

Сейчас “помог” урок кризиса 1998 года. У нашей страны была плохая финансовая репутация, а предстояли платежи по внешнему долгу, рефинансировать их было сложно, – все это дало в результате четыре года ответственной бюджетной политики. К сожалению, способность правительства проводить ответственную макроэкономическую политику при высоких ценах на нефть ограничена. На ухудшении качества экономической политики сказывается и близость выборов, которые нам предстоят. Итак: структурные реформы идут медленно и не приносят чудес; цены на нефть высокие; выборы приближаются. В такой ситуации растет спрос на популярные решения, чувствуется острая потребность в том, что дает быструю отдачу, “обещает прорыв”.

Многие читали материал группы журналистов, получивший название “Серафимовское воззвание”. Оно хорошо накладывается на атмосферу усталости от структурных реформ и жажды популярных решений. Документ написан в стилистике, которой император Наполеон советовал руководствоваться авторам его Конституции: “Пишите коротко и неясно”. Понять, что нам предлагается конкретно сделать, из текста воззвания трудно. Из выступлений отдельных авторов “Серафимовского воззвания” легче оценить, что они имеют в виду. Один из группы “серафимов” предлагает не вдаваться в скучные дискуссии о снижении единого социального налога на несколько процентных пунктов, а снизить его втрое. Чтобы обсуждать подобное мероприятие всерьез, надо ответить на несколько простых вопросов. Считают ли авторы, что снижение ставки налога втрое приведет к трехкратному росту его собираемости? Предполагается ли, что это произойдет сразу? Если предполагается, то исходя из какого набора аргументов и рассуждений? Если же мгновенного трехкратного роста собираемости налогов не случится, то предполагается ли снизить среднюю пенсию в три раза или увеличить пенсионный возраст до 72 лет? Или есть надежда изыскать иные источники замещения выпадающих примерно 500 миллиардов рублей годовых доходов? Серьезный разговор можно вести при наличии достаточно убедительных ответов на такие вопросы.

Мы довольно долго получали сегодня своего рода военную премию – дополнительный доход от аномально высоких цен на нефть, вызванных ожиданием войны на Ближнем Востоке, общей неопределеностью ситуации на Ближнем Востоке. То, что по завершении военной операции нынешних дивидендов не будет, догадаться было нетрудно. Вопрос в том, когда это произойдет, – через девять ли месяцев, двенадцать или пятнадцать. Но обсуждая экономическую политику на 2004–2005 годы, мы должны учитывать серьезные риски, связанные с резкими колебаниями цен на нефть, иметь в виду то, что наша страна может столкнуться с продолжительным периодом существенно более низких цен, чем те, которые были характерны для последних четырех лет. И именно в это время нам предлагают в качестве “прорыва” масштабные экономические эксперименты. Хочу надеяться, что новых авантюр удастся избежать. В прошлом веке нашей стране и без того досталось немало. А горячим поборникам подобных экспериментов полезно перечитать экономическую прессу недавних десятилетий. Например, материалы экономико-политических дебатов начала 70-х годов в Чили, когда будущие сотрудники правительства С.Альенде убеждали в спасительной необходимости “амбициозных планов”, отказа от догм “экономической ортодоксии”. К тому же призывали многие участники экономических дебатов 1973 года в Аргентине, в канун начала масштабного эксперимента с экономикой популизма. К сожалению, опыт показывает, что наступать на одни и те же грабли много раз политики умеют.

Нам нужны не авантюры, а продолжение ответственной макроэкономической политики и структурных реформ. Нужно суметь удержаться избежать паники из-за краткосрочных колебаний темпов роста, в максимальной степени подготовиться к использованию того окна политических возможностей, которое откроется в России весной–летом 2004 года после президентских выборов.

Россия на дистанции двух веков

Если всерьез обсуждать проблемы долгосрочных перспектив России, имеет смысл проанализировать то, как страна развивалась не в течение последних трех или даже десяти лет, а на длительной исторической дистанции, например на протяжении последних двух веков. Если мы рассмотрим эволюцию российской экономики на фоне мирового развития последних двух столетий, увидим, что российский душевой ВВП в 1820 году был близок к средним мировым показателям и примерно на том же среднемировом уровне (с учетом точности расчетов) оставался и в 1913 году, и в 2001 году (см. график 1).

График 1

Отношение душевого ВВП России к мировому душевому ВВП в 1820–2001 годах

Источники: 1. За 1820 и 1913 годы: A.Maddison. The World Economy. A Millenial Perspective. 2. За 2001 год – расчеты ИЭПП на основе данных A.Maddison. 3. Реконструкция данных Мирового банка на период до 1950 года дает сходные результаты в пределах точности расчетов.

Причины выбора этих дат объяснить нетрудно. Большинство исследователей относят начало современного экономического роста – процесса резкого ускорения темпов экономического развития, сопровождаемого масштабными сдвигами в структуре экономики и социальных отношениях, – к 20-м годам XIX века. 1913 год – это высшая точка развития России в рамках царской империи. 2001 год – максимально приближенная к сегодняшнему дню дата, по которой имеются данные.

Да, между этими тремя точками российский душевой ВВП отклонялся от среднемирового, но колебания носили достаточно ограниченный характер. Величина дистанции, отделяющей Россию от стран-лидеров мирового экономического развития (в ХIХ веке – Англия, в ХХ веке – Соединенные Штаты Америки), в течение этих двух веков тоже колебалась, но колебания происходили опять-таки в достаточно узком интервале (см. табл. 1).

Таблица 1.

Отношение душевого ВВП в России к дущевому ВВП стран-лидеров современного экономического роста*.

*1820-1870 годы - Англия,

1913-2001 годы - США.

Источники: 1. A.Maddison, Monitoring the World Economy 1820–1992, OECD 1995 (данные с 1820 по 1950 г.). 2. World Development Indicator Database, World Bank, 2002 (данные за 2001 г.).

Сегодня чрезвычайное внимание приковано к успехам экономического развития Китая, достигнутым за последнюю четверть ХХ века. При этом нередко забывают, что именно резкое падение доли Китая в мировом валовом внутреннем продукте было одним из самых серьезных структурных сдвигов в мировой экономике между 1820 годом и 70-ми годами ХХ века. После четверти века динамичного роста доля Китая в мировом валовом внутреннем продукте почти втрое ниже, чем она была в 1820 году.

На этом фоне близость российских показателей к их среднемировым значениям выглядит впечатляюще. Это тем более важно, что на протяжении последних двух веков в мировом экономическом развитии происходили беспрецедентные изменения.

Понятие современного экономического роста ввел в научный оборот замечательный американский экономист русского происхождения лауреат Нобелевской премии С.Кузнец, относя начало этого процесса к концу XVIII века [1]. Сейчас большинство исследователей склоняются к тому, чтобы датировать его начало 20-ми годами ХIХ века – периодом, последовавшим за наполеоновскими войнами. Дискуссия о датах не имеет принципиального значения. Что действительно важно – это резкое ускорение темпов роста мировой экономики и душевого ВВП на рубеже ХVIII и ХIХ веков, происходящее на фоне глубоких структурных изменений в занятости, в способе расселения, демографии.

В регионе, который на протяжении предшествующего тысячелетия развивался аномально быстро, – в Западной Европе – на удвоение душевого ВВП в период, предшествующий современному экономическому росту, потребовалось восемь веков (примерно с 1000 по 1800 год). В Соединенных Штатах Америки, лидере современного экономического роста в ХХ веке, среднегодовые темпы роста продуктивности на протяжении последних двух веков составляли около 2%. Это означает, что на протяжении жизни одного поколения (75 лет) душевой валовой внутренний продукт увеличивался более чем в 4 раза.

Масштабные и взаимосвязанные структурные изменения происходили в странах с разными культурными традициями, различным уровнем ресурсной обеспеченности, неодинаковым географическим положением. Казалось бы, понимание этих общих, выстроенных по сходным сценариям, связанных с экономическим развитием процессов дает в руки исследователю, занимающемуся долгосрочной динамикой роста, мощный инструмент для анализа и прогнозирования.

Представление о железных законах исторического развития, позволяющих точно предвидеть логику происходящего в мире, стало стержнем марксизма – учения, доминировавшего в анализе долгосрочных перспектив эволюции социально-экономических отношений в конце ХIХ – начале ХХ века. Вместе с тем ХХ век выявил важное свойство современного экономического роста, которое не было осознанно ни К.Марксом, ни марксистами. Ему сопутствуют быстрые и трудно прогнозируемые изменения доминирующих тенденций в развитии социально-экономических систем и национальных экономик.

История социально-экономической мысли последних двух веков полна великих ошибок мыслителей, пытавшихся экстраполировать замеченные ими современные тенденции на перспективу. Это и Т.Мальтус с прогнозами перенаселения и обнищания, базировавшимися на реальных фактах раннего этапа демографического перехода, связанного с ростом продолжительности жизни, падением смертности, опережающим падение рождаемости. И К.Маркс с его прогнозами абсолютного и относительного обнищания пролетариата, социальной дестабилизации и крушения капитализма, опирающимися на реальные социальные проблемы ранних этапов современного экономического роста. И Й.Шумпетер, предсказавший в своей работе “Капитализм, Социализм и Демократия” угасание предпринимательства, бюрократизацию экономической жизни под влиянием реалий капитализма эпохи конвейерного производства [2].

До конца ХIХ века при обсуждении ключевых финансовых проблем доминировало представление о наличии верхних пределов налогообложения. Эта парадигма впервые была поставлена под сомнение в 70-х годах ХIХ века А.Вагнером, сформулировавшим гипотезу о нарастании по мере экономического развития доли перераспределяемых государством доходов в объеме экономической деятельности. Резкое расширение возможностей современного государства на фоне роста благосостояния позволило радикально увеличить долю государственных изъятий в валовом внутреннем продукте в ХХ веке. Между 1910–1970 годами представление о безграничности возможностей наращивания государственной нагрузки на экономику стало почти общепринятым в финансовой литературе. Те исследователи, которые пытались сформулировать гипотезы о наличии и в условиях индустриального общества верхних пределов налоговой нагрузки, совместимых с экономическим ростом, постоянно терпели интеллектуальные поражения.

Начиная с 70-х годов ситуация радикально меняется. Выясняется, что в наиболее развитых государствах при выходе норм налогообложения на уровень, близкий к 50% ВВП, возникают серьезные проблемы, связанные с политической мобилизацией налогоплательщиков, распространением теневой экономики, замедлением экономического роста, утратой международной конкурентоспособности.

С точки зрения сегодняшнего дня очевидно, что сам процесс выхода норм налоговых изъятий с уровней, характерных для аграрных обществ (примерно 10% ВВП), на уровень, доступный высокоразвитым постиндустриальным экономикам (30–50% ВВП), носил переходный характер. Прогнозировать развитие этого процесса до его завершения было практически невозможно.

Черчилль, защищавший золотовалютный стандарт в Великобритании после Первой мировой войны и проводивший дефляционную политику с тем, чтобы восстановить довоенный паритет фунта стерлинга с золотом, опирался на двухвековую практику подобной традиции в своей стране, которая сделала ее мировым экономическим лидером. По существу, Черчилль лишь повторял то, что было сделано после наполеоновских войн. Но в радикально изменившихся условиях он на деле подталкивал мир к одному из самых масштабных кризисов в экономическом развитии прошедшего века, к Великой депрессии. Золотовалютный стандарт, сыгравший роль важного инструмента запуска современного экономического роста, оказался несовместимым со следующими стадиями этого роста.

То, что современный экономический рост является незавершенным, продолжающимся процессом, причем процессом, для которого характерны быстрые и радикальные смены доминирующих тенденций, существенно осложняет использование выявленных закономерностей для прогнозирования развития событий в странах-лидерах, идущих в авангарде экономического развития человечества. Однако страны-лидеры, те, кто начал экономический рост в первые десятилетия ХIХ века, занимают здесь совсем не то положение, что государства, в которых современный экономический рост и связанные с ним социально-экономические изменения начались позже [3].

Опыт первых – лидеров – позволяет делать важные выводы о проблемах и тенденциях, с которыми вторые – страны догоняющего развития – столкнутся в будущем. Есть авторы, которые полагают, что тенденция дальнейшего развития процесса глобализации неизбежна. Есть те, кто убежден в том, что мир стоит на пороге деглобализации. То и другое доказать невозможно. А вот то, что России на протяжении следующих 50 лет предстоит решать проблемы, которые страны-лидеры современного экономического роста решали на протяжении последней половины ХХ века, на стадии, носящей сегодня название постиндустриальной, – можно утверждать с высокой степенью вероятности.

Адам Смит – один из величайших экономистов в мировой истории – избежал многих ошибок, характерных для его последователей именно потому, что анализировал проблемы догоняющего развития [4]. Проблемы и перспективы Голландии – экономического лидера современной ему Европы – А.Смита не интересовали. Он считал, что Голландия вышла на пределы возможной производительности и дальше будет стагнировать [5].

У К.Маркса представление о том, что более развитые страны показывают менее развитым лишь картину собственного будущего, было доведено до жесткого детерминизма. Однако К.Маркс недооценил три существенных фактора, отличающих развитие стран догоняющего роста от траектории движения стран-лидеров; отчетливо проявились названные факторы уже в ХХ веке.

Первый из них – сама дистанция от лидеров. Распространение знаний, технологий, рожденных современным экономическим ростом, носит неравномерный характер. Например, массовое применение в странах догоняющего развития современных противоэпидемиологических средств идет куда быстрее, чем распространение современных производственных технологий. Снижение смертности, рост продолжительности жизни происходит на более низких уровнях экономического развития, при длительном сочетании низкой смертности и высокой рождаемости. Отсюда тенденция увеличения в мировом населении на протяжении последнего века доли стран, начавших современный экономический рост существенно позже, чем лидеры.

Второй фактор – сами условия глобального мирового развития, которые задаются лидерами. Страны-лидеры проходят различные этапы своего развития и структурных трансформаций. В 70-х годах ХIХ века – начале 10-х годов ХХ века мировая экономика существовала в условиях глобального рынка товаров и капитала, основанного на золотовалютном стандарте. Это влияло на выбор стратегии в странах, которые вступали в процесс современного экономического роста в эти десятилетия. В 1914–1950 годах мировое развитие находилось под сильным влиянием войн, кризиса золотовалютного стандарта, протекционистской политики. Это задавало границы допустимых значений для стран догоняющего развития, подталкивая тех к выбору протекционистской политики, импортозамещающей индустриализации. Во второй половине ХХ века мир постепенно вновь вступает в эпоху глобализации, снижения ставок таможенных тарифов, открытия рынка капитала, но уже не в условиях золотовалютного стандарта, а при плавающих курсах ведущих мировых валют. Это создает новые возможности выбора стратегии развития, ориентированной на рост экспорта, интеграцию в глобальную экономику.

В ближайшие десятилетия, как это ни прискорбно для нас, мировой контекст развития будет задаваться не тем, что происходит в России, Индии или Бразилии, а тем, как развиваются события в Северной Америке, Западной Европе, Японии. Экономические и политические процессы, которые начнут проявляться в странах-лидерах, окажут сильное влияние на эффективность национальных стратегий развития в странах, следующих за лидерами.

Национальные традиции как фактор развития

Третий фактор, определяющий специфику траектории догоняющего развития, – это национальные традиции, доставшиеся в наследство от соответствующих аграрных цивилизаций. Например, семейные отношения, возникшие в прошлом тысячелетии в Западной Европе, отличаются от тех, которые характерны для исламских стран, а также стран, где господствовали буддизм или конфуцианство. Распространенность малой или разветвленной семьи, обычаев семейной солидарности оказывает существенное влияние на развитие систем социальной защиты, национальные нормы сбережения, на экономическое развитие в целом.

Значение опыта лидеров для стран догоняющего развития состоит не в том, чтобы его слепо копировать, а в том, чтобы понимать стратегические проблемы, с которыми придется сталкиваться; чтобы в ходе выработки национальных стратегий развития минимизировать риски, не повторять чужих ошибок.

Если бы популярность марксизма в России сегодня была такой же, как в начале ХХ века, обществу был бы задан, по-видимому, следующий контекст обсуждения долгосрочных проблем национального развития: тенденции трансформации социально-экономических установлений в странах-лидерах экономического роста; способность российских национальных институтов соответствующим образом адаптироваться; мероприятия, осуществление которых позволит приспособить российские установления к перспективным проблемам экономического развития [6]. Крах социалистического эксперимента серьезно подорвал популярность марксизма в России. Но это не значит, что с водой надо выплескивать и ребенка.

Трезвый анализ опыта социально-экономического развития наиболее передовых стран за последние полвека предельно важен для понимания тех проблем, с которыми будет сталкиваться Россия в первой половине ХХI столетия.

Если сравнить сегодняшний душевой ВВП России с душевым ВВП стран-лидеров экономического роста, то можно увидеть размеры отделяющей нас дистанции (см. табл. 2).

Таблица 2.

Годы, в которые душевой ВВП в странах-лидерах современного экономического роста равнялся российским показателям 2001г.

Источники: 1. ВВП на душу населения в России за 2001 год – данные из World Development Report, World Bank, 2003, приведенные к долларам Geary-Khamis 1990 года. 2. Данные по душевым ВВП остальных стран — см. A.Maddison. Monitoring the World Economy 1820–1992, OECD 1995.

Точность расчетов душевого ВВП в паритетах покупательной способности достаточно ограничена, и обсуждать результаты таких сопоставлений необходимо с большой осторожностью. Но в целом данные, содержащиеся в таблице 2, показывают, что дистанция, отделяющая Россию от стран-лидеров, составляет сегодня примерно от 40 до 60 лет.

Сравним эволюцию российского ВВП, происходившую в течение длительного периода времени, с эволюцией ВВП крупных стран континентальной Европы (Франции, Германии). Эти страны имеет смысл взять за точку отсчета, оценивая дистанцию, отделяющую Россию от лидеров: так же, как и Россия, они оказались втянутыми в ХХ веке в две мировые войны на их территории; искажающее влияние этих войн на их развитие имеет сходство с влиянием тех же войн на Россию.

Таблица 3

Отставание России по уровню душевого ВВП от Германии и Франции (лет)

Источники: 1. Данные о душевом ВВП за 1870–1950 годы – см. A.Maddison. Monitoring the World Economy 1820–1992. Development Center Studies, OECD 1995. 2. Данные о душевом ВВП за 2001 год – см. World Development Report 2003. The World Bank. Данные приведены к долларам Geary-Khamis 1990 года. 3. Применительно к России душевой ВВП до 1913 года – Российская империя в границах СССР, для 1950 года – СССР, для 2001 года – Российская Федерация.

Содержащиеся в таблице 3 данные показывают, что отставание России от Германии, Франции по душевому ВВП было достаточно стабильным на протяжении примерно полутора веков [7].

Речь идет не о случайных, вырванных из контекста данных о душевом валовом внутреннем продукте России, Франции и Германии. С этими изменениями были связаны и другие важные структурные изменения национальных экономик.

Таблица 4

Доля городского населения в общей численности населения в Германии, Франции и России, с лагом 50 лет (%)

Источники: 1. За 1800–1900 годы – P.Bairoch, Cities and economic development: from the dawn of history to the present, Chicago, 1988. 2. За 1950–2000 годы – база данных ООН (http://esa.un.org/unpp)

Таблица 4, содержащая данные о динамике доли городского населения России, Германии и Франции на протяжении последних двух веков с лагом в 50 лет, показывает сходную картину эволюции этого показателя – Россия отстает примерно на два поколения (50 лет).

Таблица 5

Доля занятых в сельском хозяйстве в общей численности экономически активного населения в Германии, Франции и России, с лагом 50 лет (%)

* В скобках указан год, для которого рассчитан соответствующий показатель (наиболее близкий к требуемому году из имеющихся данных).

Источники: 1. (если иного не указано) B.R.Mitchell, International Historical Statistics 1750–1993, Macmillan Reference LTD, 1998. 2. Groningen Growth&Development Center Sectoral database (http://www.eco.rug.nl/ggdc). 3. Экономическая активность населения России, 2002. Госкомстат России.

Таблица 6

Доля занятых в промышленности в общей численности экономически активного населения в Германии, Франции и России, с лагом 50 лет (%)

* В скобках указан год, для которого рассчитан соответствующий показатель (наиболее близкий к требуемому году из имеющихся данных).

Источники: 1. (если иного не указано) B.R.Mitchell, International Historical Statistics 1750–1993, Macmillan Reference LTD, 1998. 2. Groningen Growth&Development Center Sectoral database (http://www.eco.rug.nl/ggdc). 3. Экономическая активность населения России, 2002. Госкомстат России.

Таблицы 5 и 6 демонстрируют сходные структурные перемены в занятости. При этом более быстрое сокращение занятости в сельском хозяйстве России, по всей видимости, связано со спе

Примечания
Опубликовано в журнале:
«Вестник Европы» 2003, №9

Перейти к другим выпускам